Татьяна Рик: «Нормальный человек не должен жить в лепрозории»

Tatiana_Rik

Татьяна Рик может все, причем сразу: вести уроки и создавать веселые яркие книжки на серьезные темы; быть студенткой и готовиться к защите диссертации; в одиночку воспитывать сына и путешествовать, кататься на квадроцикле,  летать на парашюте, заниматься дайвингом…

 

Татьяна Рик на парашюте

Татьяна Рик на парашюте

 

Кажется странным, что человек, живущий так полнокровно, в медицинских документах назван инвалидом.

Поводом для нашего разговора стал еще один человек с инвалидностью – автор книги о себе Никита Щирук. В комментариях к его тексту на Неинвалид.Ру  кто-то упрекнул юношу с аутизмом в самолюбовании, и Татьяна Рик вступилась за своего ученика. Известная писательница уже десять лет преподает русский язык и литературу в центре дистанционного образования для инвалидов «Технологии обучения».

Про детей с аутизмом, которые умеют копаться в чужой голове

– Татьяна, как вы, находясь на расстоянии, нашли подход к Никите, которого из-за поведенческих особенностей не взяли ни в садик, ни в школу?

– Мы в школе дистанционного обучения не выбираем ребенка: есть ученик, его надо учить, искать подход. Это, действительно, тяжело, я ведь филолог, а не дефектолог. Сейчас стало чуть проще: меня перевели на дополнительное образование, веду русский язык как факультатив. Я стала более свободна в выборе темы для урока или консультации.

Никита Щирук попал ко мне в 10 классе. Начиналось все сложно. Мама предупредила, что у него аутизм, но я ничего не знала об этом. Начали работать, все хорошо, мальчик производит впечатление абсолютно нормального, думающего человека. Я ему что-то объясняю… а на следующем уроке обнаруживается, что ребенок – чистый лист, и можно начинать сначала.

ieto_ia_posle_pogruzeniya_v_otkryitom_more

Татьяна после погружения в открытом море

 

Есть ленивые дети, есть не способные усвоить, но Никита  — ни то и ни другое. С ним общаешься, общаешься, как с обычным ребенком, вдруг в каком-то месте – провал. Словно шла по ровному песчаному дну – и вдруг подводная яма. Никита читает, хорошо рассуждает, точно и емко формулирует свои мысли. Сам формулирует – как в словаре или энциклопедии! А попросишь пересказать простой текст – кто пришел, куда пришел? – не может ответить. У учителя в такой ситуации шарики за ролики: это же элементарные вещи!

Эта особенность напрягала меня страшно: «ночью и днем — только о нем…», голова шла кругом.

Никита мне говорит: «Я не понимаю, почему не могу ответить, я очень стараюсь».  Я его услышала. И постепенно начала осознавать: что-то в его восприятии не так, иначе. Но что именно не так – до сих пор не могу понять.

На следующий учебный год у Никиты был другой преподаватель. Я даже порадовалась: устала от того, что мои мысли бесконечно обращены к нему. Но однажды меня поставили на замену – и, встретившись, мы оба смеялись от радости. Оказалось, какой-то вполне человеческий, теплый контакт между нами был.

Никита окончил школу, с тех пор вижу его только в сетях. Он написал, что я похожа на кошку. И мне это почему-то приятно. Поздравляет меня со всеми праздниками: он грамотно пишет, у него хорошая память на знаки и числа. Помнит все даты, дни рождения.

Я помню, когда я еще с ним работала, как-то ночью просыпаюсь – да, ночью просыпаюсь с мыслями о Никите! – вспоминаю, что не предупредила его о чем-то, встаю, включаю свет, пишу ему. Назавтра спрашиваю, получил ли он письмо. Он отвечает: «То, которое вы отправили в 4.46 утра, получил». Мы же с вами не обращаем внимание, когда было отправлено письмо. А для него это важно.

Аутисты имеют обыкновение поселяться в голове человека, с которым они общаются. Одна учительница, замечательный педагог поделилась со мной ощущением: ребенок с аутизмом словно копается в твоих мозгах, даже если ты не рядом и не думаешь о нем. И это бывает очень тягостно.

У меня в общении с Никитой было такое: в какой-то момент я  ужасно жалела об одном расставании в своей юности: мне казалось, поступи я тогда иначе – вся жизнь пошла бы по-другому. Как раз в этот день получаю письмо от Никиты: мол, поздравляю вас, Татьяна Геннадиевна, с окончанием учебного года. А ниже — стихотворение Андрея Дементьева «Никогда ни о чем не жалейте»… Было ощущение, что Никита читает мои мысли. А ведь мы не общались уже два года!

Наверное, этот установившийся между нами канал связи со временем никуда не исчезает.

О причинах выгорания педагогов и родителях без тормозов

– Вы всех учеников, как Никиту, берете в голову? Это я к тому, что ни одна голова такой эмоциональной нагрузки долго не выдержит…

– Приходится брать, как иначе? Мои ученики очень разные. Есть одаренные, но их мало. Некоторые не говорят, отстают в развитии, другие вполне способны справиться со школьной программой при определенных усилиях педагога. Есть, например, хороший, творческий мальчик с ДЦП. Я его очень люблю, мы с ним давно работаем, но он ужасно медлительный. Вернее, если с ним работать творчески, и ему интересно, вся медлительность куда-то исчезает. Но если ему скучно – тормозит страшно.

Был 23-летний молодой человек с очень тяжелой инвалидностью. Когда я пыталась разбирать с ним программные произведения по литературе, он вообще ничего не понимал. Предложила детские: не понимаешь «Гранатовый браслет» Куприна – читай «Слона». «Слон» ему понравился.

Была девочка с аутизмом, которая не соглашалась на контакт: каждый раз, когда я звонила по скайпу, отсоединялась. Есть несколько детей со сложными родителями. Сейчас у нас дистанционно учится мальчик-азербайджанец. Обычный, то есть не слишком прилежный, медлительный, ленивый подросток. Но его папа врывается в скайп во время каждого урока. По-русски он говорит плохо, и с падежами не в ладах, но неизменно учит меня, как надо преподавать русский язык его ребенку. Кричит, что мы, педагоги – гнилой товар, все купили себе фальшивые дипломы и вырастили ему плохого сына.

Тяжело выкладываться на уроках, зная, что ребенок не способен взять эти знания. Тяжело каждую неделю звонить ученику, ожидая, что его папа будет над тобой издеваться. И школа никак не заступается за учителей в таком случае. Это обидно, конечно.

Честно сказать, я устала от таких моментов. Я выгорела эмоционально. Мне хочется творчески реализоваться и в других сферах. Поэтому я пошла учиться на телеведущую.

Школу я пока не оставляю, только уменьшила нагрузку.

Книги — ими тоже надо заниматься. Правда, больших доходов они не приносят: в основном творческое удовольствие и благодарность читателей, есть ощущение, что сделал какое-то хорошее, нужное людям дело.

Там, где открываются сердца

– Вот о второй, студенческой, жизни расскажите, пожалуйста, подробнее.

– Я слушательница высшей школы Московского института телевидения и радиовещания «Останкино» (МИТРО). Пошла учиться, зная, что буду делать после окончания: обучающую передачу по русскому языку. Интересную, необычную – в том же ключе, в котором написаны мои веселые учебники.

Татьяна с Александром Щекиным

Татьяна с Александром Щекиным

 

В творческой обстановке института я ожила и расцвела, хотя я и старше всех в группе. Мы изучаем самые разные предметы: мастерство телеведущего, техника речи, актерское мастерство, режиссура, тележурналистика, психология, редактирование текста… Ну с последним у меня и так все хорошо. Преподаватели очень по-доброму, без высокомерия, относятся к студентам. И это очень подкупает!

Уже окончился спецкурс «Имидж и грим телеведущего». Думала, ну чему меня можно научить? Вроде, краситься умею. Оказывается, не умела! Правда, чтобы накраситься правильно, надо потратить с утра лишние полчаса. Поэтому я иногда (иногда!) крашусь неправильно, но быстро. Особенно когда спецкурс по имиджу окончился, и я знаю, что наш преподаватель Александр Сергеевич Щекин  меня не увидит.

Александр Сергеевич — очень интеллигентный человек: если не спросишь, никогда не даст понять, что в твоем облике что-то не так. По его совету я изменила прическу: «… потому что, когда волосы вниз, ты похожа на кастеляншу».

Это счастье – куда-то прийти, услышать про кастеляншу, посмеяться над собой, пообщаться с образованными, творческими людьми. Обожаю нашу Татьяну Пушкину — она ведет у нас мастерство телеведущего! Сейчас у нас начался новый предмет – режиссура. Новой преподавательнице, Елене Дмитриевне Шмальц, я между делом сказала, что я писательница. Она сразу заинтересовалась моими обучающими книжками, предложила свою помощь в продвижении на ТВ. Вот такое отношение к студентам дорогого стоит. Ведь можно быть добрым и не открывая сердца. А они открывают!

О дайвинге, парашютах и страшном звере верблюде

– Вы все время передвигаете планку требований к себе повыше. Кому-то что-то доказываете?

– Мне так интереснее, все время брать какую-то высоту. Я как Гуля Королева – помните культовую детскую книжку «Четвертая высота?»

Мы много путешествуем с сыном, побывали в добром десятке стран, в некоторых уже по несколько раз. Недавно вернулись из Египта: я там погружалась с дайвером, каталась на квадроцикле, летала на аттракционе, для которого еще даже не придумали названия: две мощные струи поднимают в воздух сиденье с пассажиром и инструктором.

В этом году меня впервые в жизни посадили на верблюда. Это страшнее, чем лететь на парашюте или плавать под водой, потому что там я понимала, что закреплена, и рядом инструктор. А на верблюде меня никто не закреплял и не держал. Я вцепилась изо всех сил и кричала: «Падаю!». Но когда меня сняли, почувствовала себя очень довольной. Я это сделала!

Я не задумываюсь, как окружающие относятся к активности женщины с инвалидностью. Просто живу, как мне хочется и кажется правильным. Кто что скажет по этому поводу, меня волнует меньше, чем в юности.

О том, почему в шестом классе всегда есть пара восьмиклассников

– Как вы думаете, скоро ли слово «инклюзия» станет для школы таким же привычным, как, например, слово «отметка»?

– Я не провидец: не знаю. Более того, поработав с детьми с инвалидностью, я думаю, что не всякого ребенка нужно вести в обычную школу. Одно дело, если в классе находится ребенок в коляске, или с ДЦП. И совсем другое – если ученик из-за своих ментальных особенностей не вписывается в детский коллектив. Часто учитель просто не в силах ему помочь: нас этому никто не учил. Даже в нашей школе дистанционного обучения для детей с инвалидностью педагоги не обладают дефектологическими знаниями и опытом проведения коррекционных занятий.

Как практик я порадовалась разделению классов на сильные и слабые. Потому что когда-то, в 19 лет, получала свой первый педагогический опыт с шестиклассниками. И в этом 6 классе были дети и на уровне 4 класса, и — на уровне 8. Мне приходилось работать на середнячков. То есть «четвероклассники» все равно мало что понимали, а «восьмиклассники» быстро все усваивали, им становилось скучно, и они начинали баловаться. Разделение на более и менее сильные классы дает возможность учителю работать и с сильными, и со слабыми.

Я сама инвалид и должна бы ратовать за совместное обучение. Потому что я нормальный, адекватный человек, и сама не хочу учиться в лепрозории. Но, проработав с такими детьми уже десять лет, знаю, какими сложными они бывают, как бывает трудно с ними учителю и другим ученикам. Знаю, какими жестокими бывают обычные дети. Чтобы говорить об инклюзии, надо сначала решить проблему дефектологического сопровождения особенных детей. А еще надо специально готовить и потом психологически поддерживать обычных учителей.

О Серой Шейке и Иване-дураке

В Америке мультипликаторы уже создают сериалы в духе инклюзии: с героями в коляске или с белой тростью. Сколько я ни пыталась вспомнить русскоязычных сказочных героев с инвалидностью, на ум пришли только Иван-дурак да Серая Шейка. И то их инвалидность под большим вопросом. И среди ваших сказочных героев только один «не такой» персонаж: кукла с разноцветными глазами.

Могут ли приблизить инклюзивное общество детские писатели? И почему в вашем творчестве нет героев с иными возможностями?

– Попробую порассуждать. Человек, который не в теме, не должен писать об инвалидности, иначе получится развесистая клюква. А это никому не надо.

Я об этом писать не хочу, потому что стараюсь дистанцироваться от собственной инвалидности. Это не значит, что никогда ничего про это не напишу, не хочу зарекаться. Если у меня будет необходимость что-то сказать на эту тему…

Вы правильно заметили: кукла с разными глазами – это я со своими ногами. Живущая с ощущением, что она никому не нужна, потому что «не такая». Но это было написано много лет назад, сейчас я перестала обращать на свои неходячие ноги внимание.

Есть еще такая опасность: когда какого-то героя сильно жалеют, у ребенка возникает желание стать таким же больным, чтобы его тоже любили и жалели. И такая литература может задать нежелательный вектор развитию ребенка, даже перевернуть жизнь. Девочки ведь иногда мечтают умереть, чтобы лежать в гробу в белых кружавчиках, и чтобы все вокруг горько о них плакали.

Думаю, в моей болезни отчасти виновата такая впечатлительность. То есть это детское желание жалости могло выстрелить, а могло и нет. У меня выстрелило.

С другой стороны, надо детям говорить правду: человек с инвалидностью такой же, как все остальные… Если я почувствую, что мне надо об этом сказать, я обязательно скажу.

Тот, кто ходил сквозь строй, не испугается подиума

– Дистанцироваться от своей инвалидности можно по-разному: можно сидеть дома, чтобы никто о ней не узнал, а можно в коляске выйти на подиум. Расскажите, почему вы предпочли второй вариант.

– 20 лет назад общество было еще менее готово, чем сейчас, принять человека с инвалидностью. Три года после того, как со мной все это случилось, я просидела дома. Потом стала выходить, и в полной мере прочувствовала, что такое идти сквозь строй.

Представляете: проезжает троллейбус, и все пассажиры дружно поворачивают голову в твою сторону. Или посреди улицы останавливается, открыв рот, старушка. И будет на тебя смотреть, не отрываясь, потому что ей кажется, что тебя ее реакция не смущает: ты же инвалид, а значит, невменяема. Очень тяжело это видеть, особенно если несколько лет назад ты была здоровая и красивая.

Сейчас уже такого нет, слава богу. Я стараюсь вести себя так, словно у меня все нормально. Человек же довольно быстро привыкает: первые 15 минут разговора напрягается, а потом уже смотрит тебе в глаза и разговаривает, как с собеседником, а не придатком к колесам.

Моя мама не могла принять мое состояние, я тоже не могла, долго скрывала. Отказывалась, когда журналисты хотели написать о моей болезни: говорила, я писательница, я могу говорить с вами о книгах, никого не должно волновать мое здоровье.

Потом я родила сына и осталась с ним одна, потому что мама умерла от рака во время моей беременности. Мне пришлось так тяжело, что, выдержав все это, я подумала: мне есть, за что себя уважать! И я разрешила себе быть такой, какая есть.

Поэтому я согласилась не только рассказывать о своей инвалидности, но и участвовать в конкурсе красоты «Миссис Независимость 2012». И даже получила корону – приз  зрительских симпатий! Мы, женщины в колясках, выходим на подиум не для того, чтобы показать модельную внешность. Это способ сказать людям: да, с нами случилось несчастье, мы получили травму или заболели. Но это не значит, что мы перестали быть людьми или стали хуже. Мы просто перемещаемся другим способом.

Конкурс "Мисс Независимость"

Конкурс «Миссис Независимость»

Но остаемся женщинами – красивыми, хорошими, любимыми или нелюбимыми, любящими или не любящими… Живыми, нормальными.

Фото Светланы Мельниковой и из семейного архива

 

 



There are 7 comments

Add yours
  1. Никита

    Татьяна Геннадиевна, я очень рад, что с Вами знаком. Мне приятно было прочитать это интервью. Я по — прежнему считаю Вас красавицей (кошкой). Вы очень смелая и умеете радоваться жизни. Большое Вам спасибо от нас с мамой за Ваше терпение и труд. Надеемся увидеть Вас на экране в качестве телеведущей. Не пропущу точно. Будьте всегда такой же лучезарной и жизнерадостной.

  2. Алла

    Татьяна, спасибо Вам. Мой сын учился в школе у преподавателя, которая в качестве учебника использовала Ваши книги. Думаю что благодаря и этому тоже он во взрослом возрасте любит книги. Младшему сыну так не повезло.


Добавить комментарий для Statiki Отменить ответ

*