Татьяна Рик может все, причем сразу: вести уроки и создавать веселые яркие книжки на серьезные темы; быть студенткой и готовиться к защите диссертации; в одиночку воспитывать сына и путешествовать, кататься на квадроцикле, летать на парашюте, заниматься дайвингом…
Татьяна Рик на парашюте
Кажется странным, что человек, живущий так полнокровно, в медицинских документах назван инвалидом.
Поводом для нашего разговора стал еще один человек с инвалидностью – автор книги о себе Никита Щирук. В комментариях к его тексту на Неинвалид.Ру кто-то упрекнул юношу с аутизмом в самолюбовании, и Татьяна Рик вступилась за своего ученика. Известная писательница уже десять лет преподает русский язык и литературу в центре дистанционного образования для инвалидов «Технологии обучения».
Про детей с аутизмом, которые умеют копаться в чужой голове
– Татьяна, как вы, находясь на расстоянии, нашли подход к Никите, которого из-за поведенческих особенностей не взяли ни в садик, ни в школу?
– Мы в школе дистанционного обучения не выбираем ребенка: есть ученик, его надо учить, искать подход. Это, действительно, тяжело, я ведь филолог, а не дефектолог. Сейчас стало чуть проще: меня перевели на дополнительное образование, веду русский язык как факультатив. Я стала более свободна в выборе темы для урока или консультации.
Никита Щирук попал ко мне в 10 классе. Начиналось все сложно. Мама предупредила, что у него аутизм, но я ничего не знала об этом. Начали работать, все хорошо, мальчик производит впечатление абсолютно нормального, думающего человека. Я ему что-то объясняю… а на следующем уроке обнаруживается, что ребенок – чистый лист, и можно начинать сначала.
Татьяна после погружения в открытом море
Есть ленивые дети, есть не способные усвоить, но Никита — ни то и ни другое. С ним общаешься, общаешься, как с обычным ребенком, вдруг в каком-то месте – провал. Словно шла по ровному песчаному дну – и вдруг подводная яма. Никита читает, хорошо рассуждает, точно и емко формулирует свои мысли. Сам формулирует – как в словаре или энциклопедии! А попросишь пересказать простой текст – кто пришел, куда пришел? – не может ответить. У учителя в такой ситуации шарики за ролики: это же элементарные вещи!
Эта особенность напрягала меня страшно: «ночью и днем — только о нем…», голова шла кругом.
Никита мне говорит: «Я не понимаю, почему не могу ответить, я очень стараюсь». Я его услышала. И постепенно начала осознавать: что-то в его восприятии не так, иначе. Но что именно не так – до сих пор не могу понять.
На следующий учебный год у Никиты был другой преподаватель. Я даже порадовалась: устала от того, что мои мысли бесконечно обращены к нему. Но однажды меня поставили на замену – и, встретившись, мы оба смеялись от радости. Оказалось, какой-то вполне человеческий, теплый контакт между нами был.
Никита окончил школу, с тех пор вижу его только в сетях. Он написал, что я похожа на кошку. И мне это почему-то приятно. Поздравляет меня со всеми праздниками: он грамотно пишет, у него хорошая память на знаки и числа. Помнит все даты, дни рождения.
Я помню, когда я еще с ним работала, как-то ночью просыпаюсь – да, ночью просыпаюсь с мыслями о Никите! – вспоминаю, что не предупредила его о чем-то, встаю, включаю свет, пишу ему. Назавтра спрашиваю, получил ли он письмо. Он отвечает: «То, которое вы отправили в 4.46 утра, получил». Мы же с вами не обращаем внимание, когда было отправлено письмо. А для него это важно.
Аутисты имеют обыкновение поселяться в голове человека, с которым они общаются. Одна учительница, замечательный педагог поделилась со мной ощущением: ребенок с аутизмом словно копается в твоих мозгах, даже если ты не рядом и не думаешь о нем. И это бывает очень тягостно.
У меня в общении с Никитой было такое: в какой-то момент я ужасно жалела об одном расставании в своей юности: мне казалось, поступи я тогда иначе – вся жизнь пошла бы по-другому. Как раз в этот день получаю письмо от Никиты: мол, поздравляю вас, Татьяна Геннадиевна, с окончанием учебного года. А ниже — стихотворение Андрея Дементьева «Никогда ни о чем не жалейте»… Было ощущение, что Никита читает мои мысли. А ведь мы не общались уже два года!
Наверное, этот установившийся между нами канал связи со временем никуда не исчезает.
О причинах выгорания педагогов и родителях без тормозов
– Вы всех учеников, как Никиту, берете в голову? Это я к тому, что ни одна голова такой эмоциональной нагрузки долго не выдержит…
– Приходится брать, как иначе? Мои ученики очень разные. Есть одаренные, но их мало. Некоторые не говорят, отстают в развитии, другие вполне способны справиться со школьной программой при определенных усилиях педагога. Есть, например, хороший, творческий мальчик с ДЦП. Я его очень люблю, мы с ним давно работаем, но он ужасно медлительный. Вернее, если с ним работать творчески, и ему интересно, вся медлительность куда-то исчезает. Но если ему скучно – тормозит страшно.
Был 23-летний молодой человек с очень тяжелой инвалидностью. Когда я пыталась разбирать с ним программные произведения по литературе, он вообще ничего не понимал. Предложила детские: не понимаешь «Гранатовый браслет» Куприна – читай «Слона». «Слон» ему понравился.
Была девочка с аутизмом, которая не соглашалась на контакт: каждый раз, когда я звонила по скайпу, отсоединялась. Есть несколько детей со сложными родителями. Сейчас у нас дистанционно учится мальчик-азербайджанец. Обычный, то есть не слишком прилежный, медлительный, ленивый подросток. Но его папа врывается в скайп во время каждого урока. По-русски он говорит плохо, и с падежами не в ладах, но неизменно учит меня, как надо преподавать русский язык его ребенку. Кричит, что мы, педагоги – гнилой товар, все купили себе фальшивые дипломы и вырастили ему плохого сына.
Тяжело выкладываться на уроках, зная, что ребенок не способен взять эти знания. Тяжело каждую неделю звонить ученику, ожидая, что его папа будет над тобой издеваться. И школа никак не заступается за учителей в таком случае. Это обидно, конечно.
Честно сказать, я устала от таких моментов. Я выгорела эмоционально. Мне хочется творчески реализоваться и в других сферах. Поэтому я пошла учиться на телеведущую.
Школу я пока не оставляю, только уменьшила нагрузку.
Книги — ими тоже надо заниматься. Правда, больших доходов они не приносят: в основном творческое удовольствие и благодарность читателей, есть ощущение, что сделал какое-то хорошее, нужное людям дело.
Там, где открываются сердца
– Вот о второй, студенческой, жизни расскажите, пожалуйста, подробнее.
– Я слушательница высшей школы Московского института телевидения и радиовещания «Останкино» (МИТРО). Пошла учиться, зная, что буду делать после окончания: обучающую передачу по русскому языку. Интересную, необычную – в том же ключе, в котором написаны мои веселые учебники.
Татьяна с Александром Щекиным
В творческой обстановке института я ожила и расцвела, хотя я и старше всех в группе. Мы изучаем самые разные предметы: мастерство телеведущего, техника речи, актерское мастерство, режиссура, тележурналистика, психология, редактирование текста… Ну с последним у меня и так все хорошо. Преподаватели очень по-доброму, без высокомерия, относятся к студентам. И это очень подкупает!
Уже окончился спецкурс «Имидж и грим телеведущего». Думала, ну чему меня можно научить? Вроде, краситься умею. Оказывается, не умела! Правда, чтобы накраситься правильно, надо потратить с утра лишние полчаса. Поэтому я иногда (иногда!) крашусь неправильно, но быстро. Особенно когда спецкурс по имиджу окончился, и я знаю, что наш преподаватель Александр Сергеевич Щекин меня не увидит.
Александр Сергеевич — очень интеллигентный человек: если не спросишь, никогда не даст понять, что в твоем облике что-то не так. По его совету я изменила прическу: «… потому что, когда волосы вниз, ты похожа на кастеляншу».
Это счастье – куда-то прийти, услышать про кастеляншу, посмеяться над собой, пообщаться с образованными, творческими людьми. Обожаю нашу Татьяну Пушкину — она ведет у нас мастерство телеведущего! Сейчас у нас начался новый предмет – режиссура. Новой преподавательнице, Елене Дмитриевне Шмальц, я между делом сказала, что я писательница. Она сразу заинтересовалась моими обучающими книжками, предложила свою помощь в продвижении на ТВ. Вот такое отношение к студентам дорогого стоит. Ведь можно быть добрым и не открывая сердца. А они открывают!
О дайвинге, парашютах и страшном звере верблюде
– Вы все время передвигаете планку требований к себе повыше. Кому-то что-то доказываете?
– Мне так интереснее, все время брать какую-то высоту. Я как Гуля Королева – помните культовую детскую книжку «Четвертая высота?»
Мы много путешествуем с сыном, побывали в добром десятке стран, в некоторых уже по несколько раз. Недавно вернулись из Египта: я там погружалась с дайвером, каталась на квадроцикле, летала на аттракционе, для которого еще даже не придумали названия: две мощные струи поднимают в воздух сиденье с пассажиром и инструктором.
В этом году меня впервые в жизни посадили на верблюда. Это страшнее, чем лететь на парашюте или плавать под водой, потому что там я понимала, что закреплена, и рядом инструктор. А на верблюде меня никто не закреплял и не держал. Я вцепилась изо всех сил и кричала: «Падаю!». Но когда меня сняли, почувствовала себя очень довольной. Я это сделала!
Я не задумываюсь, как окружающие относятся к активности женщины с инвалидностью. Просто живу, как мне хочется и кажется правильным. Кто что скажет по этому поводу, меня волнует меньше, чем в юности.
О том, почему в шестом классе всегда есть пара восьмиклассников
– Как вы думаете, скоро ли слово «инклюзия» станет для школы таким же привычным, как, например, слово «отметка»?
– Я не провидец: не знаю. Более того, поработав с детьми с инвалидностью, я думаю, что не всякого ребенка нужно вести в обычную школу. Одно дело, если в классе находится ребенок в коляске, или с ДЦП. И совсем другое – если ученик из-за своих ментальных особенностей не вписывается в детский коллектив. Часто учитель просто не в силах ему помочь: нас этому никто не учил. Даже в нашей школе дистанционного обучения для детей с инвалидностью педагоги не обладают дефектологическими знаниями и опытом проведения коррекционных занятий.
Как практик я порадовалась разделению классов на сильные и слабые. Потому что когда-то, в 19 лет, получала свой первый педагогический опыт с шестиклассниками. И в этом 6 классе были дети и на уровне 4 класса, и — на уровне 8. Мне приходилось работать на середнячков. То есть «четвероклассники» все равно мало что понимали, а «восьмиклассники» быстро все усваивали, им становилось скучно, и они начинали баловаться. Разделение на более и менее сильные классы дает возможность учителю работать и с сильными, и со слабыми.
Я сама инвалид и должна бы ратовать за совместное обучение. Потому что я нормальный, адекватный человек, и сама не хочу учиться в лепрозории. Но, проработав с такими детьми уже десять лет, знаю, какими сложными они бывают, как бывает трудно с ними учителю и другим ученикам. Знаю, какими жестокими бывают обычные дети. Чтобы говорить об инклюзии, надо сначала решить проблему дефектологического сопровождения особенных детей. А еще надо специально готовить и потом психологически поддерживать обычных учителей.
О Серой Шейке и Иване-дураке
– В Америке мультипликаторы уже создают сериалы в духе инклюзии: с героями в коляске или с белой тростью. Сколько я ни пыталась вспомнить русскоязычных сказочных героев с инвалидностью, на ум пришли только Иван-дурак да Серая Шейка. И то их инвалидность под большим вопросом. И среди ваших сказочных героев только один «не такой» персонаж: кукла с разноцветными глазами.
Могут ли приблизить инклюзивное общество детские писатели? И почему в вашем творчестве нет героев с иными возможностями?
– Попробую порассуждать. Человек, который не в теме, не должен писать об инвалидности, иначе получится развесистая клюква. А это никому не надо.
Я об этом писать не хочу, потому что стараюсь дистанцироваться от собственной инвалидности. Это не значит, что никогда ничего про это не напишу, не хочу зарекаться. Если у меня будет необходимость что-то сказать на эту тему…
Вы правильно заметили: кукла с разными глазами – это я со своими ногами. Живущая с ощущением, что она никому не нужна, потому что «не такая». Но это было написано много лет назад, сейчас я перестала обращать на свои неходячие ноги внимание.
Есть еще такая опасность: когда какого-то героя сильно жалеют, у ребенка возникает желание стать таким же больным, чтобы его тоже любили и жалели. И такая литература может задать нежелательный вектор развитию ребенка, даже перевернуть жизнь. Девочки ведь иногда мечтают умереть, чтобы лежать в гробу в белых кружавчиках, и чтобы все вокруг горько о них плакали.
Думаю, в моей болезни отчасти виновата такая впечатлительность. То есть это детское желание жалости могло выстрелить, а могло и нет. У меня выстрелило.
С другой стороны, надо детям говорить правду: человек с инвалидностью такой же, как все остальные… Если я почувствую, что мне надо об этом сказать, я обязательно скажу.
Тот, кто ходил сквозь строй, не испугается подиума
– Дистанцироваться от своей инвалидности можно по-разному: можно сидеть дома, чтобы никто о ней не узнал, а можно в коляске выйти на подиум. Расскажите, почему вы предпочли второй вариант.
– 20 лет назад общество было еще менее готово, чем сейчас, принять человека с инвалидностью. Три года после того, как со мной все это случилось, я просидела дома. Потом стала выходить, и в полной мере прочувствовала, что такое идти сквозь строй.
Представляете: проезжает троллейбус, и все пассажиры дружно поворачивают голову в твою сторону. Или посреди улицы останавливается, открыв рот, старушка. И будет на тебя смотреть, не отрываясь, потому что ей кажется, что тебя ее реакция не смущает: ты же инвалид, а значит, невменяема. Очень тяжело это видеть, особенно если несколько лет назад ты была здоровая и красивая.
Сейчас уже такого нет, слава богу. Я стараюсь вести себя так, словно у меня все нормально. Человек же довольно быстро привыкает: первые 15 минут разговора напрягается, а потом уже смотрит тебе в глаза и разговаривает, как с собеседником, а не придатком к колесам.
Моя мама не могла принять мое состояние, я тоже не могла, долго скрывала. Отказывалась, когда журналисты хотели написать о моей болезни: говорила, я писательница, я могу говорить с вами о книгах, никого не должно волновать мое здоровье.
Потом я родила сына и осталась с ним одна, потому что мама умерла от рака во время моей беременности. Мне пришлось так тяжело, что, выдержав все это, я подумала: мне есть, за что себя уважать! И я разрешила себе быть такой, какая есть.
Поэтому я согласилась не только рассказывать о своей инвалидности, но и участвовать в конкурсе красоты «Миссис Независимость 2012». И даже получила корону – приз зрительских симпатий! Мы, женщины в колясках, выходим на подиум не для того, чтобы показать модельную внешность. Это способ сказать людям: да, с нами случилось несчастье, мы получили травму или заболели. Но это не значит, что мы перестали быть людьми или стали хуже. Мы просто перемещаемся другим способом.
Конкурс «Миссис Независимость»Но остаемся женщинами – красивыми, хорошими, любимыми или нелюбимыми, любящими или не любящими… Живыми, нормальными.
Фото Светланы Мельниковой и из семейного архива
Похожие статьи
-
-
Татьяна Рик: «Я – целое яблоко!»
Татьяна Рик начала писать сказки во втором классе... Читать далее+ -
Как жить своим умом. Полностью обездвиженный человек стал одним из лучших системных администраторов в своей стране
История труда и успеха Читать далее+ -
Елена Чинка: Каждый из нас должен стремиться стать лучше, чище
«Каждый из нас должен стремиться стать лучше, чище.. Читать далее+
Татьяна Геннадиевна, я очень рад, что с Вами знаком. Мне приятно было прочитать это интервью. Я по — прежнему считаю Вас красавицей (кошкой). Вы очень смелая и умеете радоваться жизни. Большое Вам спасибо от нас с мамой за Ваше терпение и труд. Надеемся увидеть Вас на экране в качестве телеведущей. Не пропущу точно. Будьте всегда такой же лучезарной и жизнерадостной.
Никита, дорогой, спасибо! Ольга Николаевна, и Вам спасибо!
Замечательная статья о замечательных людях! Спасибо всем!!!
Спасибо!
Cпасибо большое, восхищаюсь Вами!
Спасибо!
Татьяна, спасибо Вам. Мой сын учился в школе у преподавателя, которая в качестве учебника использовала Ваши книги. Думаю что благодаря и этому тоже он во взрослом возрасте любит книги. Младшему сыну так не повезло.