Санкт-Петербургская общественная организация инвалидов «Даун-центр» существует с 2003-го года. В числе прочего специалисты, сотрудничающие с организацией, готовят детей с синдромом Дауна к поступлению в детские сады и в школы. Об инклюзивном образовании детей с ментальными нарушениями рассказывает Виктор Евгеньевич Лагун, заместитель председателя «Даун-центра» и отец школьницы с синдромом Дауна, которая в этом году закончила 2-й класс.
Виктор Лагун с дочерью Юлией— Что гарантировано у нас в стране, в частности, в Санкт-Петербурге ребёнку с инвалидностью в плане образования?
— По большому счёту давно уже гарантировано всё, что нужно. Если внимательно изучить законодательные нормы, то становится понятно — инклюзия вполне возможна уже очень давно. Конечно, это не было распространённым явлением и это не приветствовалось чиновниками, администрациями детских садов и школ. Но своего можно было добиться. В 2003 году, ещё при губернаторе Владимире Яковлеве в Санкт-Петербурге появился региональный закон об обучении детей с особыми возможностями здоровья. Согласно этому закону, если такой ребёнок идёт не в коррекционную, а в обычную школу, ему может быть предоставлен сопровождающий или, как сейчас говорят, тьютор. За семь последующих лет этой возможностью не воспользовался ни один петербургский родитель. В январе 2010 года группа активистов, представителей общественных организаций, обратилась к вице-губернатору и напомнили ему о законе, а также о том, что нет механизма реализации этого закона. Тот сказал, что он не готов к ответу и попросил оставить ему все документы. А уже в марте депутаты собрались и изменили этот закон. Пункт про тьютора убрали. Появился другой пункт — о том, что если ребёнок с особыми возможностями здоровья учится в некоррекционном заведении, для него должны быть созданы особые условия и обучаться он должен по специальным педагогическим технологиям. Самое главное, чего мы изначально добивались — чтобы прогресс ребёнка оценивался относительно того, каким ребёнок пришёл в школу 1 сентября, а не от каких-то стандартных требований. Всё это я рассказываю к тому, что инклюзия возможна уже давно, но люди то ли не верили, то ли боялись, то ли не знали об этом. Позже появился новый федеральный закон об образовании, где для детей с особыми возможностями здоровья предусмотрены адаптивные программы.
— Кто составляет такие программы?
— В каждом конкретном случае программа составляется индивидуально. Для моей семьи это было актуально в прошлом году, когда моя дочь пошла во 2-й класс, где уже ставят отметки. А если ставят отметки, значит, нужно соответствовать федеральным стандартам. Но ребёнок программу выполняет, только не с той скоростью, как обычные дети. Значит, нужно, чтобы у учителя было некое, выражаясь математическим языком, решающее правило — то есть некую методику для аттестации особого ребёнка. И такая методика была создана благодаря деятельному участию сотрудников кафедры коррекционной педагогики Академии постдипломного педагогического образования — при разработке программы я ориентировался на их рекомендации. То есть в нашем случае программу для моей дочери составлял я сам. Но пока я составлял программу, изменились правила (усмехается — И. Л.). В декабре прошлого года был введён новый образовательный стандарт для детей с ОВЗ. И ситуация стала ещё проще. Поскольку большинство ребят с ОВЗ учатся всё ещё в коррекционных заведений, то теперь сотрудников этих заведений обязали писать адаптивные программы. Для нас-то это проще, а им сложнее — ведь для них это дополнительная работа, так как своя программа, именно для коррекционных учреждений у них уже есть, но она несколько другая.
1 сентября!— Как вы считаете, какое максимальное количество детей с ОВЗ может быть в обычном классе обычной школы, чтобы не тормозился весь учебный процесс?
— Этот вопрос решается везде по-разному. Я знаю один класс в Москве, где из 25 детей пятеро с ОВЗ, с разными диагнозами. Учительница сначала отказывалась, ссылаясь на то, что у неё нет специальных навыков, но после окончания курсов согласилась и прекрасно справилась. Если вспомнить итальянский опыт (а в Италии инклюзия так распространена, что её даже называют «дикой»), то там в классах из 20 учеников двое особых. Причём, желательно, чтобы это были дети с разными диагнозами. Опыт показывает, что если у них один диагноз, то они образуют мини-группу и замыкаются в обществе друг друга. Мне кажется, что оптимальный вариант — это класс из 20-22 учеников, из которых один ребёнок с нарушениями развития.
— А где взять столько грамотных в этом вопросе учителей?
— Их не надо где-то брать, их надо воспитывать в своём коллективе. Одна из главных «отмазок» учителей: «А меня этому не учили. Спецкурса педагогического ВУЗа для такой работы недостаточно». В настоящее время существуют курсы, готовящие учителей и воспитателей для работы с детьми с ОВЗ. Один из таких курсов читает Наталья Николаевна Яковлева, заведующая кафедрой коррекционной педагогики Санкт-Петербургской академии постдипломного педагогического образования. Ещё хочу сказать, что потенциал коррекционных школ очень мало, недостаточно используется в обычных школах. То есть учителям обычных школ должны помочь учителя коррекционных школ. Когда моя дочь пошла в обычную школу, школа нашла деньги на то, чтобы отправить учителя на курсы. Хорошо, что эти курсы есть и создают у учителей позитивный наст рой по отношению к ученикам с ОВЗ. Но, по моему мнению, на них рассматривается мало конкретных примеров того, как шла адаптация имеющих разные диагнозы учеников к учебному процессу, к коллективу. Грамотный учитель сумеет дать ученикам такие задания, чтобы каждый работал со своей скоростью. А главное: любовь учителя к ученикам и к своему делу решает проблему лучше, чем любые курсы.
Мы готовили нашу дочь к школе. Когда заранее пришли знакомиться с учительницей, я попросил дочь сложить из цветов радугу, она сложила и подписала название каждого цвета по-русски и по-английски. Учительница сказала: «Знаете, я сейчас заканчиваю вести 4-й класс, так там не все дети умеют это делать». Кстати, когда наша дочь стала учиться в этой школе, директор организовала небольшую доплату учительнице – я считаю, это справедливо. Что характерно, директор при этом – не сторонница инклюзивного образования для детей с ОВЗ. Но деньги она нашла и сказала, что работает в интересах ребёнка. Также она нашла деньги на ставку тьютора.
Юля— Против инклюзии порой выступают не только учителя, но и родители обычных детей. Как у Вас складываются отношения с родителями одноклассников вашей дочери?
— Слава Богу, мы с женой с этой проблемой не сталкивались, возможно, в силу нашего возраста. Ведь у нас ребёнок не первый и даже не третий. Поэтому родители других детей, с которыми мы встречаемся теперь, как правило, сами нам в дети годятся. Но когда наша организация помогает устраивать детей с синдромом Дауна в обычные детские сады и школы, то бывает, что родители других детей идут целой делегацией к руководству учреждения с требованием «убрать урода». Такие проблемы каждый раз решаются индивидуально. Как правило, если ребёнок с ОВЗ хорошо подготовлен к пребыванию в учреждении, более-менее социально адаптирован, проблем меньше. Многое зависит и здесь от учителей, а также от положительно относящихся к инклюзии родителей. Председатель родительского комитета школы, в который ходит моя дочь, рассказывала мне, что как-то раз мама одного ребёнка спросила у неё, что это ещё за странная девочка ходит в школу вместе со всеми. На что получила ответ: «Если вам наша школа не нравится, вы имеете право пойти в другую».
— Как вы считаете, нужны ли вообще коррекционные школы?
— Лично я противник коррекционных школ. Впрочем, знаю нескольких выдающихся специалистов, работающих в коррекционных школах. И не считаю, что в данный момент все коррекционные школы подлежат немедленному закрытию, как это сделали в Москве.
— В этом году вы взяли несколько детей с расстройством аутистического спектра
— В 2012 году я участвовал в радиопередаче, рассказывал о нашем центре. Нам стали звонить те, кто хотел предложить помощь, и те, кто хотел помощь получить. В числе вторых были родители ребёнка с ДЦП и ребёнка-аутиста. Люди почувствовали, что у нас доброжелательная атмосфера. И сейчас в наш центр ходят шестеро детей с аутизмом. А есть ведь случаи, когда у ребёнка и синдром Дауна и РАС. Их очень трудно правильно диагностировать на ранних стадиях.
Имея 30 летний опыт личного участия в подготовке к самостоятельной жизни детей с инвалидностью, хорошо зная плюсы и минусы коррекционных школ, хочу высказать несколько замечаний по вопросам поднимаемых в данной статье:
Во-первых, инклюзия, как таковая, в нашей стране существовало всегда. В классе обычной ленинградской школы 8-летки Куйбышевского р-на Ленинграда (Центральный р-он Санкт-Петербурга) в 50-х годах со мной учились дети с ОВЗ (эпилепсия, потеря глаза, нарушения ОДА, слабовидящие, слабослышащие, ЗПР, диабет…) и учились успешно. Аналогичное было и в школе ст. сына в 80-х.
Во-вторых, в нашем городе, можно найти школьное и дошкольное коррекционное образовательное учреждение любого вида (от 1 го до 8 –го), плодотворно действующие не одно десятилетие (а некоторые более века с четвертью). Есть школы для слабослышащих и глухих (1-2 вид), школы для слабовидящих и слепых (3-4 вид), школы для детей с речевыми нарушениями (5 вид), школы для детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата (ОДА) (6 вид), школа для детей с ЗПР (7 вид) и школа для детей с умственной отсталостью (8 вид). Для подавляющего числа учащихся школы 1-7 вида давали образование и социальную подготовку, дающую им возможность, став взрослым, найти свои социальные, профессиональные и общественные ниши, позволяющие им самостоятельно жить, невзирая на имеющиеся функциональные нарушения.
Уважемый Вячеслав! Спасибо за Ваш заинтересованный взгляд на проблему. Прежде чем делать категорические заключения об историческом существовании "инклюзии" в нашей стране необходимо внятно определить само понятие "инклюзивного образования" и договориться о том, какое обучение ребенка с ОВЗ следует признать "успешным". Пример «обычной» школы-восьмилетки, где одновременно «успешно» учились дети с 7 (Семью) различными нозологиями, по-видимому, достоин записи в Книгу с иностранным названием, если бы не звучал так фантастично. В рецензируемой Вами статье речь идет о детях, которым традиционно предписано посещение школы 8 вида. Выпускников школы вида формально принимают в 3 (Три) питерских колледжа, но работы для нахождения «профессиональных и общественных ниш» им затем уже не предоставляют. Кроме этого, в статье Игоря Лунева говорится о родителях, которым установившиеся в нашей стране «традиции» чужды. Такие родители борются за право детей жить в обществе, руководствуясь не личными амбициями, а интересами ребенка (независимо от мнения практикующих «специальных педагогов»).
Уважаемый Виктор,
Я не понял, это Ваше интервью или статья Игоря Лунева?
Виктор, по поводу «БОРЬБЫ» родителей, знаю, что когда судьба подставляет ножку и в семье появляется ребенок с функциональными нарушения, приводящими к инвалидности, родители сталкиваются с разными предложениями: «не забирать», «жить будет, но …», … и многие, приняв решение оставить его в семье, начинают борьбу "за право детей жить в обществе", со следующими последствиями:
1. Посидели, поплакали, подумали и… сумели, вопреки прогнозам, на ноги поставить. Сегодня ребенок живет с инвалидностью, но самостоятельной жизнью, радуя окружающих. И не будет висеть хомутом ни на чьей-то шее.
2. Посидели, поплакали, подумали и… многое сделали для…, но без успеха, прогноз оправдался — нарушения оказались серьезными, решили, что не следует на брата (сестру) пожизненный хомут вешать и… определили в интернат. С интернатом контакт наладили, на каникулы к себе берут, брат (сестра) помогает…
3. Посидели, поплакали, подумали и… начали борьбу…, за него — своего «самого любимого, самого драгоценного…», с государством – «плохо помогает» (в первую очередь – финансово), с обществом – «плохо сочувствует», с врачами – «лечить не умеют и не хотят», со школой, социальными службами – «с ребенком не занимаются, не дают родителям от него отдыхать… Всё беспокоятся, что будет с ребенком в будущем – так это не их дело! Их дело на нас пахать, как…».
Продолжение.
В-третьих, читая большинство высказываний об инклюзии, сделанных родителями детей с ОВЗ, у меня складывается впечатление, что для многих ИНКЛЮЗИЯ, это, в первую очередь, ПРАВО заявлять окружающим во всеуслышание, что "МОЙ РЕБЕНОК, несмотря на овз, УЧИТСЯ, КАК ВСЕ, В ОБЫЧНОЙ ШКОЛЕ!" Не является ли такие заявления самообманом и ублажением своёго самолюбия?
При этом я не буду спорить, что для ряда детей с ОВЗ, например, для ребенка с Даун синдромом, с аутизмом, другими ментальными нарушениями, не принципиально, в каких условиях он будут учиться, ибо для него, ставшего взрослым, не возникнет проблемы поиска своих ниш – это за него всю его дальнейшую жизнь будут решать другие люди. Для такого ребенка важна обстановка, которую могут создать окружающие во время учебы. И очень рад, что сегодня можно добиться благожелательной обстановки к таким детям в массовой школе. При хорошей обстановке такое совместное обучение пойдет на пользу и окружающим его детям без ОВЗ.
Уважемый Вячеслав! Спасибо за Ваш заинтересованный взгляд на проблему. Прежде чем делать категорические заключения об историческом существовании "инклюзии" в нашей стране необходимо внятно определить само понятие "инклюзивного образования" и договориться о том, какое обучение ребенка с ОВЗ следует признать "успешным". Пример «обычной» школы-восьмилетки, где одновременно «успешно» учились дети с 7 (Семью) различными нозологиями, по-видимому, достоин записи в Книгу с иностранным названием, если бы не звучал так фантастично. В рецензируемой Вами статье речь идет о детях, которым традиционно предписано посещение школы 8 вида. Выпускников школы этого вида формально принимают в 3 (Три) питерских колледжа, но работы для нахождения «профессиональных и общественных ниш» им затем уже не предоставляют. Кроме этого, в статье Игоря Лунева говорится о родителях, которым установившиеся в нашей стране «традиции» чужды. Такие родители борются за право детей жить в обществе, руководствуясь не личными амбициями, а интересами ребенка (независимо от мнения практикующих «специальных педагогов»).
Окончание.
А как быть с детьми, имеющими глубокие нарушения зрения, слуха, ОДА, ЗПР, которые при получении полноценного школьного образования, смогут, став взрослыми, найти свое место в жизни, но для получения ПОЛНОЦЕННОГО образования для них необходимо применять СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРИЕМЫ И МЕТОДЫ ПРЕПОДАВАНИЯ, не пригодные для массовой школы? (Применение специальных приемов и методик особенно важно на этапах начального (1-4 кл) и общего образования (5-9/10 кл.)).
Что этих детей также отправим на инклюзию, закрыв коррекционные школы?
Почему-то, говорящие об инклюзии не признают ( или не знают) того очевидного факта, который им подтвердят успешные инвалиды с детства, что, только имея хорошее школьное образование, можно достаточно легко ИНТЕГРИРОВАТЬСЯ в общество. И наоборот, что практически нет инвалидов по зрению, слуху, опорно-двигательному аппарату, которые, учась в массовых школа, достигли каких-либо серьезных успехов во взрослой жизни.
А что значит успехов во взрослой жизни???? Например, тотально слепые после спец. школы сидят по домам, к сожалению! Потому что ПРОСТО нет для них рабочих мест! Поэтому не совсем согласна с этим мнением!
Общего рецепта по обучению "детей, имеющих глубокие нарушения", дать Вам не могу, поскольку здесь нужен сугубо индивидуальный "образовательный маршрут". У меня нет сомнений в том, что построение такого маршрута вполне возможно при вдумчиво-заинтересованном подходе к педагогической практике (интересом здесь является результат). Приглашаю Вас посетить наш Центр и посмотреть, как четырехлетние дети с синдром Дауна читают.
Виктор, использование письменной речи, элементом которой является чтение, в 4 года противоестественно даже для здорового ребенка, не говоря о ребенке с синдромом Дауна.
Я хорошо знаю методики обучению чтению "с пеленок" и "счета с горшка" физиотерапевта Г.Домана и его российского сподвижника "педагога" Маниченко. Авторы успешно нашли свое место в жизни, успешно зарабатывая на амбмциях родителей.
Словосочетания "полноценное школьное образование" и "хорошее школьное образование", произнесенные коррекционным педагогом, звучат как языческие заклинания, которые не требуют каких-либо пояснений. Убеждение в своей правоте при вынесении приговора детям с ОВЗ: "смогут" или "не смогут" учиться по обычной учебной программе, "пригодны" или "не пригодны для массовой школы" специальные педагогические технологии является, на наш слух, одной из трагедий современной системы образования. В Санкт-Петербурге много лет функционируют родительские общественные организации, последовательно продвигающие инклюзивный подход к образованию детей с нарушениями слуха, опорно-двигательного аппарата и с интеллектуальной недостаточностью. "Серьезных успехов во взрослой жизни" у подопечных этих организаций пока не очень много, но они (успехи), к счастью, уже есть!
Виктор, объясните пожалуйста о чем говорят следующие ПРИНЦИПЫ инклюзии:
•Ценность человека не зависит от его способностей и достижений;
•Каждый человек способен чувствовать и думать;
•Каждый человек имеет право на общение и на то, чтобы быть услышанным;
•Все люди нуждаются друг в друге;
•Подлинное образование может осуществляться только в контексте реальных взаимоотношений;
•Все люди нуждаются в поддержке и дружбе ровесников;
•Для всех обучающихся достижение прогресса скорее может быть в том, что они могут делать, чем в том, что не могут;
•Разнообразие усиливает все стороны жизни человека."
Уважемый Вячеслав! Мне известен первоисточник представленных Вами "принципов", поэтому кратко могу ответить словами великого итальянца Базальи: "Человека делает человеком человеческое отношение", к каковым словам следовало бы добавить "и человеческое окружение".
Виктор, пожалуйста ссылку на официальный документ, в котором приведены вышеперечисленные принципы.
Виктор молчите, тогда отвечу я:
Их чтение, вызывают, у любого неангажированого и здравомыслящего человека, просто недоумение, т.к.: «- Первый — противоречит всем принципам трудоустройства (а именно этим заканчивается любой процесс обучения).
— Второй — просто констатация факта, в котором усомниться может только неполноценный!
— Третий — легкий перефраз конституции.
— Четвертый — мягко говоря неточен…
— Пятый — реальный бюрократический перл!!! Интересно, что именно САМИ ТВОРЦЫ в него вкладывали? Остальные три, естественно, верны, но вставлять их в принципы… странно». (Илья Вишняков, человек с двадцатилетним педагогическим стажем, автор статьи «Инклюзивность или эксклюзивность — что нужно системе образования?» см. http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-64938/).
Продолжение.
Мне содержание «принципов» инклюзии напоминают содержание деклараций, воззваний, обращений к российскому обществу, появлявшихся на различных собраниях, конференциях… конца 80 — начала 90 –х с участием родителей детей-инвалидов. Тогда это было действительным «криком души», которому наконец-то разрешили вырваться на волю. В те годы, после 70-летней жизни в самом «здоровом и передовом обществе», семья с ребенком инвалидом реально оказывалась на самом дне общества и впервые получила право заговорить о своих проблемах. Но тогда мало кто из авторов таких «деклараций» имел доступ к информации и реально представлял существующее положение дел.
Виктор Лагун, я восхищен откровениями взрослого человек без ОВЗ о том, что для него понятия: «полноценное школьное образование» и «хорошее школьное образование» – языческие заклинания.
Добавлю, что я не коррекционный педагог, а человек, дважды выполнивший обязанности отца здоровых детей и трижды — отца детей, получивших в 18 лет инвалидность 1 гр. с детства (двое по зрению, одна – ПНД), а также более четверти века посвятивший себя правозащитному движению родителей детей-инвалидов Санкт-Петербурга. Правда, в 1996 году к образованию инженера получил ещё педагогическое образование в РГПУ по специальности "менеджер образования".