История добрых дел

История добрых дел

В конце января выходит в новом переиздании монография Аллы Юрьевны Горчевой «Нищенство и благотворительность в России. Российский журнал как источник сведений о социальных приоритетах общества». Она посвящена изучению благотворительности в России именно как исторического и культурного явления.

По этому исследованию видно, что со времен Киевской Руси благотворительность – притом личная, подаяние из руки в руку – воспринималась как исполнение заповедей о любви к ближнему. Как нравственная обязанность. Милосердие и сострадание исконно были главными чувствами по отношению к нуждающимся, а благотворительность, меценатство и даже в некотором роде волонтерство считались занятиями, достойными князей.

С разрешения автора и издателя мы, еще до официального выхода книги в свет, публикуем фрагменты из первой главы «Религиозные основы российского нищенства». Из этой главы следует еще один интересный вывод: злоупотребление милостью медленно, но верно, из века в век, вело… к росту числа маргиналов и, в конечном итоге, к 1917 году.

Нам кажется, что эта книга будет полезной прежде всего для волонтеров.

Владимир Святославич, великий князь Киевский, принявший крещение в 988 году, активно благотворил; по свидетельству летописца Нестора, узнав, что нищих на небесах ждёт уготованное вечное блаженство, он призывал: «Продайте имения ваши и дадите нищим… Дай нищему, а Бог даст тебе…» Он повелел каждому просящему подаяние приходить на двор княжеский и получать там «всякую потребу, питьё и яства и от скотниц кунами». По его приказу, больным нищим развозили на телегах по улицам и по домам мясо, хлеб, рыбу, овощи и одежду.

Забота о бедных, больных, престарелых фактически и юридически, по Уставу Святого Владимира о церковных судах, в начале XI века была полностью отчуждена от мирских ведомств и отдана «на суд» епископам. С 996 года, согласно тому же Уставу, нищенство стало церковным институтом.  Соответственно этому назначению подаяние воспринималось как религиозная норма, акт истинно верующего. Князей оценивали по результатам их деятельности, но учитывалось и их отношение к бедным, личное благотворение.

Милостыня рассматривалась церковью, как религиозный акт, молитва, крестное знамение, способ загладить свои грехи перед Господом. В то же время общество под руководством церкви училось понимать и исполнять заповедь о любви к ближнему.

Что значит — любить ближнего? Накормить, напоить, посетить в темнице. Человеколюбие это и есть нищелюбие, по понятиям христианства, главное требование которого — личный подвиг, личная милостыня. В.О. Ключевский пишет: «Древняя Русь понимала и ценила только личную, непосредственную благотворительность, милостыню, подаваемую из рук в руку, притом „отай“», тайком не только от стороннего глаза, но и от собственной «шуйцы».

Сложившийся обычай — давать из рук в руки просящему — свято исполнялся и народом, и русскими властями. Накануне больших праздников древнерусские князья «делали тайные выходы в тюрьмы и богадельни», где собственноручно раздавали милостыню арестантам и призреваемым, «также посещали и отдельно живущих убогих людей» [2] (Здесь и далее мы оставляем концевые ссылки, как в оригинале. С полной библиографией моно ознакомиться в самой книге – прим.ред.). Обычай этот сохранился вплоть до 1917 года: российские монархи постоянно навещали тюрьмы и жертвовали осужденным собственные средства.

«…»

Иоанн Златоуст: «Всякий раз, когда мы не будем совершать милостыни, мы будем наказываемы, как грабители». Он же о нищих: «Они исполняют великое назначение в Церкви, стоя в притворе храма и являясь великим украшением: без них совершенство Церкви не было бы полным» [3]. То есть он не причисляет их даже к рядовым гражданам страны, а особо выделяет по признаку святости. Он был твердо убежден в том, что милостыня — выкуп за бессмертие, что тот, кто подает, рано или поздно становится нравственным человеком.

«…»

Разумеется, и в древней Руси люди отличали больных и увечных от «притворных» нищих. Однако правда в этом случае для церкви не имела значения: просит человек по «убогости» или потому что не хочет трудиться. Иоанн Златоуст: «Ты не должен разузнавать о бедных, что они за люди, потому что ты принимаешь их во имя Христа». Он запрещает обследовать бедных и вести «пересуды» об их нравственных достоинствах и недостатках. «Ты говоришь, зачем он не работает? Зачем он тунеядец? Скажи мне: а ты приобрёл ли то имущество, которое ты имеешь, своим трудом и не получил ли ты его в наследство от отца? А если ты трудишься, то зачем же ты упрекаешь другого? Разве тебе неизвестны слова апостола Павла? После того как он сказал: аще кто не хощет делати, ниже да ясть… Он притворяется. Это твоя, а не его вина. Он знает, что люди жестоки, звери, поэтому он хочет сломить твоё жестокосердие» [5].

С годами и при таком толковании церковью проблем нищенства милостыня потеряла своё первоначальное значение и превратилась в обряд. Армия домогающихся подаяния росла, при монастырях в кельях жили как действительно терпящие нужду, так и – в большинстве – бездельники. Возникали целые слободы, заселённые исключительно лженищими, которые избегали труда и благоденствовали. Часто они ходили по миру, увеличивая число праздношатающихся, тратили благотворительные деньги и подаяния в своё удовольствие.

Обильные пожертвования и дары именитых и зажиточных граждан пропивались и проедались обманщиками настолько, что стала скудно жить сама монастырская братия. «Притворные» нищие выдавали себя за больных и убогих, «отбивая» милостыню от истинно бедных. Народ их терпел, потому что верил: нищий отмолит его грехи перед Богом, он выступит благодетелем, молитвенным ходатаем. «Нищий богатым питается, а богатый нищего молитвою спасается».

«…»

О юродивых вот что писал Н. Карамзин: «Юродивые, или блаженные, нередко являлись в столице, носили на себе цепи или вериги, могли всякого, даже знатного человека укорять в глаза беззаконной жизнью и брать все, им угодное, в лавках без платы: купцы благодарили их за то, как за великую милость… Юродивый, уважаемый за действительную или мнимую святость: с распущенными волосами ходя по улицам нагой в жестокие морозы, он предсказывал бедствия…» [7] Такие люди исторически были гордостью каждого города или деревни. «Русские юродивые, — по мнению И. Прыжова, исследователя нищенства, — разделяются на два рода: собственно юродивые и те, кто в них верует».

«…»

Интересны свидетельства иностранцев. Флетчер, посол Елизаветы Английской, посетил Москву в 1588 году и написал много горького и справедливого о русской жизни в своей книге «О государстве Российском»: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским способом… При взимании податей и налогов не соблюдается ни малейшей справедливости… Всеобщее беззаконие и всеобщий грабеж в пользу сильных и власть имущих, — нищета и невежество народа».

Написал Флетчер и о распространенности попрошайничества: «Бродяг и нищих у них несчетное число; голод и крайняя нужда их настолько изнуряют, что они просят милостыни самым ужасным голосом, говоря: подай и зарежь меня, подай и убей меня… Днем они просили, ночью крали или отнимали» [9].

При этих словах вспоминается фраза Н. Бердяева: «Истинно русской душе свойственно переключение религиозной энергии на нерелигиозные предметы» [10].

Таким образом, ещё в древней Руси в народе сформировалось духовно-религиозное отношение к нищим, как к людям, причастным святости, с которыми надо делиться своим достоянием.

Определились и социальные группы, из которых армия промысловиков постоянно пополнялась и мигрировала по необъятным просторам страны.

Это — крестьяне, которые имели только один, нелегальный способ обретения свободы — бегство от своих владельцев;

монахи и монашки, раздавшие всё своё добро бедным и несшие своей дальнейшей жизнью «крест смирения и терпения»;

раскольники — их было огромное количество, массы им сочувствовали как пострадавшим «за истинную веру»;

военные дезертиры, бежавшие с мест службы сотнями;

высланные в сибирь, число их увеличивалось год от года, потому что восток страны постепенно становился местом ссылки и каторги;

скитальцы по святым местам и на богомолье, годами ходили по земле, живя подаяниями, и годами же нигде не работали.

Всех их поддерживало покровительство и сочувствие народа.

«…»

Таким образом, если в Европе бедность считалась позорным явлением, неприемлемым для общества, а человек должен был трудиться и нести тяжесть профессиональной ответственности, чтобы не получить клеймо неудачника и лентяя, в России помощь бедным принимала формы попустительства тунеядцам и увеличивала число профессиональных нищих. Прокормить эту армию было непосильно никакому государству.

«Нищенство на Руси, — писал В. Короленко, — это грандиозная народная сила, изменчивая и упругая, то поглощающая в себя огромные массы, то опять выделяющая их из своих недр… Это показатель самых серьёзных и глубоких изменений в глубинах народной жизни… И самая страшная историческая ошибка состояла в легкомысленном мнении, что с этим явлением можно бороться внешними мерами… В народе жива насущная потребность „дать ради Христа“». Писатель указывает, что благоговение масс перед этим явлением настолько велико, что в Москве бывали бунты, когда драгуны «соединялись со всяких чинов московскими людишками, разбивали приказы и отымали арестованных странных и нищих людей» [15]. Они видели в просящем Бога, который в облике странника ходил по земле. «В убогом нищем чтит Христа», — писал поэт А. Майков.

«…»

Даже в народном творчестве проявляется «святое» отношение к нищим. В духовных стихах они — богатыри, берут милостыню не рублём, а тысячами. От их крика дрожит сыра земля, котомку не в силах поднять десятки людей. Летописи полны рассказов об их деяниях и чудесах [18]. «…» [М. Соколовский] приводит множество пословиц и поговорок, в которых выражено одобрение тем, кто подаёт, и тем, кто берёт: «Кто сирых питает, того Бог знает»; «С сумой да тюрьмой не бранись»; «За сиротою – сам Бог с калитою».

Тему благотворительности в русской литературе М. Соколовский продолжил в других публикациях. Прежде всего, свой цикл «Русская литература о благотворительности» он начал с комедии Екатерины II «Расточитель». Здесь рассказывалось о том, что бедная вдова Бонова с пятью детьми приходит к богатому за обещанной помощью, но к тому времени он уже растратил свое богатство на пустые вещи. Букет цветов, оставшийся от былого благополучия, он и вручает посетительнице. Императрица осуждает расточительство как образ жизни, тем более что пущенные по ветру деньги могли бы облегчить жизнь многим бедным людям [19].

Особенно много интересного материала нашел М. Соколовский в творчестве Н. В. Гоголя. «Все добро свое… чернецам раздам, чтобы сорок дней и сорок ночей правили… панихиду», — так обещает поступить отец Катерины в «Страшной мести», если выйдет из темницы. «…»

Однако, замечает Соколовский, благотворительные общества не находят у Гоголя одобрения: у нас на Руси, писал он, «только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать… Цель будет прекрасна, но при всем том ничего не выйдет». «…»

По утрам, пишет Гоголь, «они [нищие – прим.ред.] собираются у дверей кондитерских, где сонный ганимед… швыряет им черствые пироги и объедки». Это происходит в городе Коломне, где «нищета сплошная». Писатель считал, что труд в жизни человека — главное. Многие его герои своим поведением подтверждают это. В «Невском проспекте» Н. В. Гоголь дает портрет женщины, которая кричит: «Я не прачка и не швея, чтобы стала заниматься работою».

«…»

Нравственным подвигом считалось на Руси раздать своё имущество полностью или его часть. В. Ключевский… рассказывал о жене богатого дворянина Ульяне Осорьиной, которая жила в царствование Бориса Годунова. В жестокие голодные годы она раздала нищим всё своё немалое имущество и умерла с сумой на плече. Своими руками она всю жизнь обшивала вдов и сирот, а „сама ходила без шубы“».

Автор вспомнил о церковной заповеди «Любите врагов ваших» и рассказал слушателям о дворецком (министре двора) царя Алексея Михайловича Фёдоре Ртищеве. Все 49 лет своей жизни он, «насадитель научного образования» и воспитатель царевича Алексея, «устраивал больных, раненых, убогих», открывал для них больницы и богадельни. «..»Умирая, «в последние минуты, уже совсем приготовившись, он позвал к себе в спальню нищих, чтобы из своих рук раздать им последнюю милостыню» [22].

«…»

А вот как описывает Н. Карамзин ближайшего сподвижника Ивана Грозного Алексея Адашева: „Обязанный милости Иоанновой некоторым избытком, Адашев знал одну роскошь благодеяния: питал нищих, держал в своем доме десять прокаженных, и собственными руками обмывал их, усердно исполняя долг Христианина и всегда памятуя бедность человечества“» [24].

Столетия разделяют героев этих публикаций, а будто бы написаны рассказы одной рукой, по одному образцу: самопожертвование, доброта, презрение к богатству. Так складывались модели поведения, образцы для подражания.

Исследователь нищенства А. Левенстим приводит факты, обычные для русской жизни. Богач Губин просил после своей смерти раздать нищим 50 тыс. рублей. ермолаев —10 тыс. По случаю смерти жены Сыромятников раздал 10 тыс. рублей и раскидал птицам несколько пудов зерна. В городе Боровске Калужской области проживало очень много раскольников, которые отдавали последнее — именно здесь гнездилось огромное количество нищих, пропивающих все добытое [25]. Неизвестное лицо пожертвовало усадьбу и 600 рублей ежегодно для бедных, — такими фактами заполнены все благотворительные журналы России вплоть до 1917 года, а их издавались десятки. Это считалось обычным, бытовым поступком каждого человека, каждого христианина.

Однако эта доброта и готовность отдать нуждающимся последнее сыграли в истории страны и свою негативную роль. В результате определённой экономической ситуации, в рамках определенного религиозно-духовного склада, исповедуемого религией отвращения к бережливости и богатству «в народе стал образовываться мужик, не имеющий земли и хозяйства, но этот мужик поистине бич России. Он не имеет имущества, не имеет угла, не имеет никаких специальных знаний и представляет из себя просто животную рабочую силу. Он живет только тем, что зарабатывает, а то, что заработает, тотчас и спускает на удовольствия жизни — пьянство, разврат. У него нет того стимула, который побуждал бы его копить крохи, т. к. нет семьи… Он осужден на вечное бездомовничание» [26].

Так, стараниями истории в огромном количестве сформировался маргинал, «бродячий пролетариат», который сыграл свою историческую и роковую роль в 1917 году.

От редакции. В следующих главах монографии исследуется система призрения бедных в России, говорится об отношении к благотворительности декабристов, о системе поощрений за пожертвования и полезную деятельность. А также исследуются дореволюционные благотворительные журналы.

Заказать книгу можно через Интернет по электронному адресу: ilja22@yandex.ru

 



There are no comments

Add yours

*