«Врачи хоронили меня несколько раз»

Кейт Адамсон
фото http://kateadamson.com/

История американки Кейт Адамсон – реальное воплощение фильмов Педро Альмодовара «Поговори с ней» и Джулиана Шнабеля «Скафандр и бабочка», вместе взятых. Тяжелобольную девушку в коме, которую врачи уже направляют только в хоспис, возвращает к жизни любящий муж. Он находит способ общаться с ней, хотя она не может ничего, кроме как моргать. И он ставит ее на ноги, хотя это объективно невозможно.

Кейт Адамсон было 33 года. У нее были муж-адвокат, две маленькие дочки и дом в Калифорнии. Она готовилась стать инструктором по фитнесу — тренировалась в спортзале шесть дней в неделю по два часа. Любила ходить по магазинам и носить высокие каблуки. Однажды утром Кейт собиралась отвести детей на детскую площадку и заняться делами. Но когда она выходила из душа, у нее закружилась голова. А когда приехала скорая, Кейт уже совсем не могла двигаться и потеряла речь. Случился инсульт.

Запертая в собственном теле

В палате интенсивной терапии у Кейт начались невыносимые головные боли, в глазах двоилось. Когда врачи подсоединяли трубку для питания, тоже было ужасно больно — ввели недостаточную дозу анестезии. Кейт не могла кашлять, каждые двадцать минут из ее легких откачивали жидкость. Она лежала в полном сознании, но не могла пошевелиться, не могла произнести ни звука, подать никакого знака окружающим – она была «закрыта на замок» в собственном теле.  Врачи стояли над Кейт и рассуждали о ее неминуемой и скорой смерти и о том, что нужно прекращать медицинские манипуляции. Трубку для питания отсоединили…  Кейт узнала, что такое страдания от истощения и обезвоживания. Они длились восемь дней.

Стивену, мужу Кейт, доктора объявили, что у нее нет шансов. Впрочем, если она вдруг выживет, то останется «овощем». Стивен отказался переводить жену в хоспис. Он позвонил в страховую компанию и дал понять, что будет судиться со всем миром, если Кейт не получит все возможное лечение. Страховщики и доктора утверждали, что  лечение бесперспективно. Стивен использовал двойную тактику: он угрожал им судами и одновременно убеждал в том, что случай Кейт станет исключением, чудом. Он настоял, чтобы жену перевели в другую больницу.

«Если бы я умерла, моя страховая компания сэкономила бы миллион долларов, а может и больше, — сегодня Кейт говорит об этом спокойно. – Мне повезло, что за мою жизнь боролся любящий человек и адвокат. Теперь я получаю письма от людей, которые теряют родных в похожей ситуации. Просто потому, что доктора убедили их, что надежды нет. Если бы я не получила лечение на ранней стадии, я бы тоже умерла. Тем, кто борется за жизнь своих родных, я говорю так: «Смазывают то колесо, которое скрипит».

Сказать глазами

Муж приходил в палату Кейт каждый день и разговаривал с ней так, как будто она его слышит. Он включал ей музыку. На стенах палаты развесил листочки с цитатами из Библии.  Все вокруг считали, что бедный супруг сходит с ума. Но в один из дней Стивен обнаружил, что есть одна вещь, которую Кейт делает по своей воле. Она может моргать глазами, когда захочет. Он спросил ее о чем-то – она моргнула! Он задал еще вопрос – она опять моргнула! Тогда он воскликнул: «Слава Богу!» Кейт тоже подумала: «Слава Богу! Я больше не взаперти». Это случилось через семьдесят дней после инсульта.

Теперь Стивену нужно было убедить других людей в том, что Кейт в сознании и способна общаться. Он повесил над кроватью жены плакат с надписью: «ЭТО ЧЕЛОВЕК. ПОЖАЛУЙСТА, ОБРАЩАЙТЕСЬ С НЕЙ, КАК С ЛИЧНОСТЬЮ. ОНА ПОНИМАЕТ ВСЕ, О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ».  Стивен придумал, как Кейт может выражать свои мысли. Он принес в палату доску с магнитным алфавитом. Показывал на букву. Если буква подходила – Кейт моргала два раза. Если не подходила – три раза. Первым словом, которое Кейт сказала таким образом, было слово «домой». Когда пришел доктор, Кейт проморгала: «Я умру?» Временами боль и чувство беспомощности были такими нестерпимыми, что она хотела умереть побыстрее.

Кейт все еще не могла даже пошевелиться, но супруг начал настаивать на том, чтобы ее перевели в реабилитационный центр. Врачи и страховщики дали добро, но с небольшой оговоркой. Сначала Кейт переведут из интенсивной палаты в обычную. Она побудет там два дня. Только после этого ее перевезут в реабилитационный центр.

В назначенный срок машина для перевозки не приехала. Договорились на другой день – машины опять нет… Один из докторов отвел Стивена в сторону и сказал, что нужно срочно что-то предпринимать, потому что Кейт может не выдержать нервного напряжения и умереть. Стивен позвонил представителю страховой компании. Тот признался, что реабилитологи отказываются принять Кейт. По их оценкам, она — бесперспективная больная. Стивен связался с реабилитационным центром. Там стали извиняться и выдвигать одно ложное оправдание за другим. Стивен накричал на них и пригрозил судебным иском. Через полтора часа перевозка прибыла.

Вы причастны к чуду

Врач в реабилитационном центре осмотрел Кейт и сказал: «Я думаю, это сработает». Эти слова Кейт запомнила навсегда. «Мой муж боролся за мою жизнь, но поначалу он был один. Он не доверял врачам и страховщикам. Но вскоре понял, что ему необходимы союзники. Ведь он не медик. Нам повезло, что они стали появляться. Даже представительница моей страховой компании оказалась сочувствующим человеком», — вспоминает  Кейт.

Заручившись поддержкой страховщицы, Стивен добивался, чтобы Кейт предоставили все, что возможно. К примеру, такую «мелочь», как противопролежневый матрас. В реабилитационном центре Стивен применил испытанную тактику – он просил каждого медика о двух минутах внимания и убеждал, что случай Кейт станет чудом. Его, адвоката и временно сумасшедшего, боялись, но уважали все в больнице. Он задавал врачам вопросы и требовал ответы. Вскоре вокруг Кейт Адамсон возникла особая шумиха: люди хотят быть причастны к чуду.

Кейт заново училась дышать, глотать, говорить, писать. В дневнике ее достижений среди первых записей значилось: «Первый раз вдохнула носом». Кейт не ела по-настоящему целый месяц. Ее невыполнимым желанием было выпить стакан воды.  Сил поднять этот стакан тоже не было: «Я все время плакала. Я не знала, поправлюсь или нет. И никто этого не знал. Приходилось заставлять работать мышцы, которые абсолютно меня не слушались. Мне хотелось все бросить, но я продолжала себя заставлять. Одна из сестер сказала, что надо концентрироваться на том, что я могу делать, а не на том, чего не могу».

Кейт приводила в отчаяние разлука с дочерьми. Стефани было три года, а Рэйчел – полтора. Когда старшая дочка впервые увидела маму после инсульта, она не поверила, что та жива. Никто не мог объяснить ребенку, как можно быть живым, не двигаясь и не разговаривая. Девочка плакала и не хотела подходить к маме близко. Младшая, Рэйчел, увидев Кейт на больничной койке, заплакала, бросилась к двери и назвала мамой няню. «Я никому не могу передать, как разрывалось мое сердце от этого», — говорит Кейт.

Каждую неделю для Кейт проводили занятия по постановке целей. Она сосредоточилась на «долгосрочной цели» – попасть домой.  Вскоре сотрудники больницы стали приводить в палату Кейт новых пациентов: «Если Кейт может, значит, и вы сможете».

Ко времени, когда можно было ехать домой, Кейт уже могла сидеть в инвалидной коляске: «То, что мой пример вдохновлял других людей, заставляло меня двигаться вперед. Я перестала быть замкнутой на себе, стала обращать внимание на других, это помогло пойти на поправку».

Дома стало понятно, что жилище придется полностью переоборудовать. Ей больше никогда не бегать по лестнице. В первые дни дома Кейт чувствовала, что у нее депрессия, она была злой и истощенной. Для реабилитации нужна была целая команда профессионалов: медсестра, терапевт, реабилитолог, логопед,  патронажные работники. Были нужны повар и постоянная няня для детей. Люди приходили и уходили – кто-то не подходил, кто-то не выдерживал. «Мне было очень сложно принять, что кто-то другой делает то, что обычно я делаю для своих детей», — вспоминает Кейт. Стивен закрыл свой адвокатский кабинет и на полгода возглавил команду домашнего персонала.

Для реабилитации очень важно найти упражнение, которое пациент будет выполнять с радостью.  Учиться балансировать, держа  младшую дочку на коленях – любимое упражнение Кейт. Чтобы приручить детей, пришлось выработать отдельную стратегию. Кейт вывозили на улицу, пересаживали из пугающего инвалидного кресла на скамейку. В руках у нее был пакет чипсов. Дети играли рядом, время от времени подбегали к маме и угощались. Постепенно они приняли маму,  привыкли к инвалидной коляске, и уже боролись за то, кто первый сядет к маме на коленки.

Люди из церковной общины приходили готовить, убирать дом и гулять с собакой. Патронажные сестры каждое утро приходили на два часа, чтобы помочь Кейт умыться и одеться. Но ей остро не хватало уединения и независимости. Она попросила мужа привязать веревку к двери ванной, стала самостоятельно закрывать дверь и учиться умываться. Постепенно часы работы сиделок сокращались. В конце концов, удалось отказаться от их услуг.

 Голос за безответных

Терапия  давала свои плоды: Кейт стала передвигаться по дому с помощью ходунков. Голос окреп, и она уже смогла поддерживать разговор. Через шесть месяцев после инсульта Кейт решила восстановить водительские права. Она сдала экзамен, оборудовала машину и поехала: «С тех пор моя жизнь изменилась. Я стала ездить на встречи группы поддержки людей, перенесших инсульт. А потом основала такую группу у себя в городе. «Впрочем, у меня самой бывают периоды ужасного уныния. Я неделями не хочу ни с кем разговаривать. Много плачу. Не могу слышать ничего грустного… Но теперь моя жизнь богаче, чем до болезни, богаче нематериальными вещами. Раньше она была поверхностной, мелкой».

Кейт Адамсон говорит, что Бог сохранил ей жизнь и речь, чтобы она стала «голосом» для тех, кто не может за себя постоять. У нее до сих пор парализована левая сторона тела. При этом она ездит с выступлениями по всей Америке. Она говорит о проблемах инвалидов в Конгрессе и Белом Доме. В любой аудитории Кейт Адамсон и ее муж Стивен Клагмэн говорят о том, что жизнь священна.

Как часто, на Ваш взгляд, безнадежных больных обрекают на голодную смерть, прекращая подачу питания?

Кейт: Я думаю, это очень часто происходит. Особенно, если человек не может говорить. Я получаю много писем по электронной почте от людей, с близкими которых такое случилось. К сожалению, сегодня кто-то может решить за пациента, стоит ли его жизнь того, чтобы жить.

Вы полагаете, такая практика будет распространяться — пациентов, которые не могут высказать свое мнение, будут все чаще лишать питания?    

Кейт: Я думаю, мы двигаемся в этом направлении. Я бы хотела, чтобы для таких пациентов существовала презумпция, защищающая жизнь. Чтобы в критической ситуации у врача не было права отключить питание.

Вы считаете, что эвтаназию целенаправленно хотят сделать привычным явлением?

Стивен: Страховые компании хотят, чтобы люди умирали побыстрее. Они не хотят тратить деньги на людей. Между тем, мнению врачей не всегда можно доверять, потому что они проводят с пациентом в среднем десять минут в день. Решения врачей часто принимаются на базе небольшого количества информации или полного отсутствия информации. Не поймите меня неправильно. Доктора могут творить чудеса. Но бывает и так, что они слишком поспешны в своих выводах.

Есть силы, которые утверждают, что у человека есть «право умереть» и что решение умереть принадлежит пациенту.  Вы полагаете, что могут убивать и тех, кто ясно выразил свое желание жить?

Стивен: Да. Так и происходит. Возьмите недавний случай в Джорджии с 71-летней Мае Маргурик. Внучка-наследница отправила ее в хоспис, там ее оставили без питания. Хорошо, что вмешались другие родственники, перевели ее в больницу, где она стала говорить и самостоятельно есть.

Как произошел поворот в обществе от понимания святости жизни к тому, что можно назвать этикой смерти?

Стивен: Это последствие абортов. Измените определение, что такое жизнь, и можно убивать. Сначала убей совесть, а потом убивай самих людей. И аборт, и эвтаназия – это устранение неудобной жизни. Убивают людей, которые не могут протестовать. Каждый из нас рискует своей жизнью.

Изменения в государственной политике могут повлиять на ситуацию?

Стивен: Если заповеди Божьи не будут применяться в этих вопросах, ситуация не изменится. Я определенно не хотел бы доверить свою жизнь государству или страховой компании. Жизнь стоит много денег. Мы перестали заботиться о наших стариках и перепоручили это государству, которое просто не обладает достаточными ресурсами. Социальная защита не может заменить семью. Роль государства в том, чтобы удержать нас от того, чтобы мы убивали и калечили друг друга.

Кейт: Отношение к жизни меняется. Но больным людям, инвалидам, старым, беспомощным не нужно «особое» обращение. К ним нужно относиться просто как к человеческим существам, созданным по образу и подобию Божию.

Перевод: Антонина Фроленкова

Персональный сайт Кейт Адамсон

http://kateadamson.com


Обсуждение также идет на форуме «Страны глухих»: http://www.deafworld.ru/forum/index.php?showtopic=5823



There are 9 comments

Add yours
  1. Артём

    Дух бессмертен. Он то, что делает нас похожими на Господа.
    Как часто из-за соматического заболевания психика человека оказывается подавленной и даже воля его становится слабее — так же и при более глубоком психическом, или душевном, заболевании, когда внешние признаки жизни практически отсутсвуют, дух человека продолжает борьбу. Как же можно это подвергать сомнениям? Мы же просто "не видим" того, что происходит внутри человека! А эвтаназия, в самом деле, — просто способ избежать ответственности, "выкинуть" из общества тех, кто не может не то что даже запротестовать, но даже и как-то заявить о себе.

  2. Daria Shukhtina

    Господи, это же почти моя история! Только у меня были 3 недели в глубокой коме, я заново училась есть, сидеть, ходить, бегать, а теперь, спустя 7 лет, я работаю в журнале редактором! при этом это моя вторая хорошая работа за время реабилитации, на которой я продержалась больше года 🙂 Да, о времени после комы я написала автобиографический рассказ, может, его тут опубликуют 🙂 За это время я родила сына, развелась с мужем, мечтаю теперь о дочке, только вот, человека, подходящего на роль отца пока не встретила 🙁 Да, я снимаю квартиру при этом, ращу сына, вожу его каждый день в детский сад, и хожу на работу в офис, то есть я полностью реабилитировалась, а врачи тогда говорили, что я не научусь ходить даже!

  3. Julia

    она очень хорошо подняла вопрос об "этике смерти". от абортов и эвтаназии на самом деле не так далеко до концлагерей и принудительной стерилизации, как кажется на первый взгляд.


Post a new comment

*