В «ядерном ауле» или один день стрингера

22 августа 2012 года. На календаре – памятная дата, 21-ая годовщина закрытия Семипалатинского ядерного полигона, и мы по просьбе коллег-журналистов отправляемся из славного города Семей в командировку в зону, непосредственно прилегающую к нему. Мы – это, решившие тряхнуть стариной, отвлечься от рабочей рутины и снова выступить в роли свободных стрингеров, Андрей Щ, оператор одного из казахстанских каналов и я, ваш покорный слуга, Серик У., руководитель одной из частных видео- фотостудий. Вооружаемся видео- и фотокамерами и вперед!

Выезжая из города, берем несколько планов, чтобы обозначить свой путь. Дорога предстоит не слишком долгая, всего-то километров 70, но довольно скучная: на всем пути нам встретилось не более 3-5 машин. За три года, когда я ездил туда в последний раз, мало что изменилось. Даже кочки и ямы, как мне кажется, остались прежними.

Приезжаем в село Знаменка Жана-Семейского района Восточно-Казахстанской области. Население – 2 000 человек. Населенный пункт, наиболее ощутивший на себе последствия ядерных испытаний. В 10-ти километрах отсюда начинаются земли полигона. В 40 километрах – знаменитое атомное озеро.

Первая забота стрингера: надежные друзья. Люди, которые встретят, накормят, подскажут, дадут исчерпывающую информацию по интересующим тебя вопросам. Сегодня нас встретил Миллат Д., местный фермер, в прошлом директор совхоза, в недалеком прошлом сельский аким. Короткий разговор в сельской СВА, и мы отправляемся по нашим адресатам, будущим героям репортажа.

Наш первый герой Куаныш Ж. — инвалид. Его диагноз – ДЦП. Отец ­­­­­Куаныша, Курман, встречает по-казахски радушно. К журналистам здесь привыкли, хоть и относятся к ним неоднозначно: никому не хочется выставлять свою боль напоказ. Он просит показать для нас, как Куаныш помогает ему по хозяйству, и пока мальчик с Андреем ходит за водой, рассказывает мне, что, хотя Куаныш и не учился в школе, но буквы знает. Читать и писать, правда, так и не научился, зато во всем остальном он обычный мальчик.

За чашкой чая Курман привычно рассказывает историю Куаныша – эти долгие годы вечной борьбы с болезнью. И уже не с обидой, а с тихой скорбью звучит рассказ о том, что в городе отказывают в госпитализации, потому что не видят в ней смысла, а когда начинается приступ эпилепсии, то никакая скорая помощь не приедет за 70 километров к бьющемуся в конвульсиях мальчику. Лишь раз дрогнул голос Курмана, когда я спросил его о матери. Жена Курмана Нурбану умерла два года назад. От чего? Не знаю. Рак, говорят. Печень. Мы просим его показать ее на фото. Он перебирает и перебирает дрожащими руками фотографии, все сокрушаясь, что не смог найти того снимка, где она стоит одна. Красивая была фотография! А вот и серебряная подвеска от государства — «Кумыс Алка» «Серебряный знак» (ею награждаются матери-героини, имеющие 6 и более детей). Подвеска, которую так и не увидела Нурбану, потому что несколько месяцами раньше ее не стало на этом свете. Все мы гости на этой земле!

Мы покидаем этот дом. Куаныш и Курман долго прощаются с нами, желая крепкого здоровья и долгих лет жизни… Солнце в зените. Протираю салфеткой пыльную баранку. Что ж так жарко-то?

Следующий адрес. Поговорив с хозяйкой дома, договариваемся о том, что Гульзада Т. (диагноз – ДЦП) выйдет к нам на улицу, где мы сможем задать ей несколько вопросов. К разговору присоединяется Сундетолла, хозяин дома:

Да, конечно, тяжело ей. Ей ведь уже 44 года. У нее шесть братьев и сестер. Слава Аллаху, остальные родились здоровыми детьми! Все хорошо живут. Нет с нами только Нурсулу и Мейрама. Нурсулу умерла 3 года назад, затем умер Мейрам. Из-за чего? Сказали, давление, да. Сердце остановилось. Да, бывает у нас в ауле такое, могут люди внезапно умереть. Нет, не жаловались, не болели. На все воля Аллаха!

Соседские ребята с интересом рассматривают наши камеры. Вроде и облачно, но эта жара доканывает… А что, уже собрались? Не покушаете с нами? Здоровья вам, ребята! Живите долго! Сау болындар!

Мы возвращаемся к сельскому медпункту. Теперь с нами беседует Кульпан Д., участковый врач. Она по деловому и обстоятельно рассказывает нам на камеру об успехах в преодолении последствий воздействия ядерного полигона, приводит цифры, статистику и весомые аргументы. И это все правильно и верно. И только сняв микрофон с лацкана халата, она с болью в голосе говорит о том, какими страшными были эти цифры в 90-х годах, когда еще молодой женщиной она взяла под опеку этот участок! Онкологические заболевания, гипертонии, ДЦП, различные пороки сердца… безысходность, отчаяние, суициды… Это огромная яма, воронка. Слава Аллаху, потихоньку выбираемся из нее.

На улице нас поджидает наш друг, ­­­­Миллат Д. Мы крепим к нему микрофон, и он рассказывает нам об успехах Знаменки в сельском хозяйстве. Тоже очень интересная и необходимая часть нашей работы. Снимаю микрофон: А как это было? Вы ведь видели испытания, так ведь?

-…Видел. Школьники мы тогда еще… Приехали военные. Всех вывели в поле, загнали нас в большую яму. Сверху укрыли несколькими слоями кошмы. Велели сидеть тихо и не рыпаться. Вспышка была… Вот, вроде бы и в яме, и под кошмой, и от страха глаза зажмуриваешь, а вспышка прям в глазах, да такая яркая! И через некоторое время – грохот! Грохот, как будто тысячи танков над нами пронеслось…

Нас в классе было 22 человека, 11 парней и 11 девчат. Сейчас из ребят нас только трое осталось. Из одноклассниц – шесть. А я, вроде, не старый еще…

Благодарим Миллата за помощь, обмениваемся телефонами, жмем руки, зовем друг друга в гости. Вежливо отказываемся от ужина (нам в городе надо заехать еще по одному адресу). Что ж жара не спадает то?

В дороге магнитофон выключен. Пьем воду, говорим о работе. Вспоминаю, что здесь был небольшой аул с роскошным названием. А, вот он! Останавливаемся для нескольких фотографий. Жара понемногу спадает…

Город встречает горячим дыханием и пылью, полным ходом идет ремонт дорог. На международный антиядерный форум ждем высоких гостей. Микрорайон «Юность». Здесь живет еще один герой нашего репортажа – Берик С. (диагноз – рак кожи лица). Серик-ага, я вас ждал! Серик-ага приехал, мой друг, мой брат! Берик с младшим братом Медетом встречают нас у подъезда. Серик-ага несколько раз приводил к Берику зарубежных коллег-журналистов, писавших материалы о полигоне. Мне приходилось сразу же четко объяснять визитерам, что материальная помощь небогатой семье, переехавшей из Знаменки в город ради лечения Берика (а он нуждается в постоянном наблюдении врачей) будет весьма кстати. В большинстве своем гости реагировали весьма живо и охотно помогали деньгами. Вполне возможно, что меня можно назвать циником и мизантропом, но если мой цинизм может хоть как-то помочь этой семье, я готов принять и этот грех. Сегодня зарубежных гостей нет. Достаю из бумажника несколько банкнот и кладу Берику в нагрудный карман: На, Берик, прости, дорогой… Берик берет домбру и поет здравицу в честь журналистов и зарубежных гостей. Что-то ноет в груди… Что ж так жарко то?

Вскоре приходит апай, мать Берика. Что-то неуловимо изменилось в ней с момента нашей последней встречи. Нет, она так же спокойна и немногословна. Так же не ропщет на судьбу. Берик! В его песнях уже не чувствуется того мягкого добродушия и какой-то наивной надежды. Он словно бы повзрослел, и в его голосе появилась боль и недоверие. Вот прямо сейчас, печатая этот текст, допустил ошибку в слове «недоверие», пропустив букву. Режим проверки орфографии услужливо предложил варианты: недоверие, неверие… Именно, неверие! У Берика, человека- гриба (дурацкое журналистское прозвище!), героя репортажей мировых журнальных брендов, в поисках лекарства от своей болезни исколесившего пол Европы, пациента множества профессоров — светил мировой медицины, появилось неверие. Проходят даты, юбилеи, речи, репортажи. Проходят бесплатные поездки к светилам науки. Все проходит. Остаются они вдвоем. Берик, один в своем маленьком мирке, где все еще нет света и все меньше и меньше остается надежд. Остается мать. Сильная мать, вынесшая на своих плечах нечеловеческую тяжесть последствий холодной войны. Один на один с бытовой неустроенностью и всеми брошенным сыном. У не все так же нет своего угла, она все так же на каком-то там 29 месте в очереди на жилье. Ей все трудней и трудней совладать со взрослеющим сыном. Ей очень тяжело жить и ей страшно умереть, потому что тогда Берик останется совсем один. Вы, вы будьте здоровы, говорит нам она. Чем утереть сухие слезы отчаявшейся матери? Мы молча собираем свою аппаратуру. Вечереет, надо успеть перегнать материал.

Молчаливые и усталые, поздним вечером мы закрываем свой офис. Вот и закончился день. Долгий день журналиста-стрингера. Наступает летняя душная ночь.

Источник: http://horde.me/SkyChild/v-yadernom-aule-ili-odin-den-stringera.html

There is 1 comment

Add yours

1. викрамадитья on 4 Март, 2013 15:52

   Ответить

   да, печалька сплошная, когда читаешь ваш репортаж.Еще один репортаж о ядерном полигоне! Только что прочитала об урановых шахтах в Киргизии, написано ( в научной статье) что уровень радиации во много раз превышает уровень в окрестностях семипалатинского полигона, хотя шахты закрыты еще в 60-х годах прошлого века из-за истощения породы. Но люди там живут,пьют воду,пасут скот и вообщем-то заболеваемость не намного более чем по стране и миру в среднем.
   Кроме того, ДЦП (детский церебральный паралич не стоит связывать с радиацией, это преимущественно -родовая травма.А вот человек с раком кожи это конечно печально, особенно ,если и помочь некому. Даже если это не последствия облучения,неужели такому инвалиду администрация города не может выделить квартиру?(( Наверняка в Сем-ске таких немного
   Жаль и Курмана и Куаныша, хотя приятно видеть как живут двое мужчин ,без матери и жены. В сельском доме чистота и порядок, и вполне по-городскому обставлена квартира ( смотрю на ваши фото)
   А как преводится Кызымшек? почему название колоритное?
   Вообщем спасибо за рассказ.

---

Добавить комментарий для викрамадитья Отменить ответ

Comment

Name

Email

Url

Введите код с картинки (CAPTCHA) *