Режиссер Андрей Афонин: на сцене особого театра инвалидов нет

Режиссер интегрированной театральной студии «Круг II», актеры которой – люди с интеллектуальной недостаточностью и проблемами психического здоровья, рассказал РИА Новости о социальной инвалидности, профессионализме актеров с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) и о роли опыта успешности в жизни.

Творчество людей с особенностями развития принято рассматривать в контексте их диагнозов. При этом забывается, что искусство изначально вне штампов, которые накладывает социум: по мнению ряда исследователей, Николай Гоголь, Эдгар По, Фридрих Ницше, Франц Кафка, Винсент ван Гог страдали психическими расстройствами, однако художественная ценность их произведений от этого не зависит. О социальной инвалидности, профессионализме актеров с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) и о роли опыта успешности в жизни специальному корреспонденту РИА Новости Инне Финочке рассказал Андрей Афонин, режиссер Интегрированной театральной студии «Круг II», актеры которой – люди с интеллектуальной недостаточностью и проблемами психического здоровья – играют на профессиональной сцене.

— Андрей Борисович, какого подхода требует особый театр, чтобы он работал как театр, а не был еще одним видом коррекционных занятий?

— Необходим ориентир на художественный результат. Когда кто-то рисует, лепит, играет, он познает мир и себя в этом мире. В этом смысле творчество имманентно присуще человеку. Чтобы творчество стало предметом искусства, на мой взгляд, важны два момента: во-первых, человек чувствует потребность заниматься этим, работает над результатом творчества, во-вторых, он оттачивает и улучшает эстетические категории результата. Плюс должен быть внимательный взгляд со стороны, который дает ценность его произведению, утверждает важность для другого. Театр в этом отношении уникален тем, что материалом творчества является сам человек во всей своей целостности. В театре он востребован со своим телом, со своими чувствами и мыслями, потому и получается, что в работе над произведением искусства решаются развивающие и реабилитационные задачи. В арт-терапии результат творчества не является самоцелью, через него происходит реабилитация, а режиссер особого театра должен искать в творчестве человека с особенностями универсальные коды и содержание, которые имеют отношение и к нему самому, и к людям во вне. Инвалидность ведь – социальное понятие, исключающее ценность человека для социума. Если в результате работы особого театра удается создать значимый продукт, интересный обществу, человек с инвалидностью может стать полноценным членом этого общества.

— У «Круга II» есть уникальная постановка – «Нарцисс и Кристофер», в которой автор пьесы, молодой человек с аутизмом, играет свое произведение на сцене. Как удалось этого достичь?

— На мой взгляд, проблема аутизма во многом проблема невнимательного окружения. При богатой внутренней жизни существует проблема коммуникации с внешним миром. Человек с аутизмом обладает специфическим мировосприятием и определенным способом коммуницирует с миром. Как правило, его язык никому не интересен, его потребности не очень четко угадываются, поэтому возникают искусственные языки, которые ему предлагается выучить. Когда такого человека погружают в прокрустово ложе представлений о нормах социального поведения, он не очень к этому готов. У него не получается соответствовать представлениям о норме, и он все время лишен на этом уровне опыта успешности. У взрослых ребят с аутизмом настолько тяжелый опыт непонимания и агрессии со стороны внешнего мира, неуверенности, связанной с обманом, что очень трудно с ними разгребать авгиевы конюшни душевных ран. Но наш опыт работы с Алексеем Федотовым (автор пьесы – прим.) показывает, что это возможно. Он приоткрыл некоторые стороны своей личной истории, и, надо сказать, она очень трагическая. То, что можно увидеть в произведениях Алексея Федотова – яркие, эмоциональные, художественные образы, связанные с событиями его реальной жизни.

Когда мы работали над «Нарциссом и Кристофером» и нужно было, чтобы Алексей произносил свои тексты, мы сначала поддерживали его с помощью мини-хора, который проговаривал вместе с ним текст. От спектакля к спектаклю в течение трех лет постепенно этот хор переходил на жестовый язык, а Леша уже сам произносил текст. Со временем он начал работать над исполнением своего текста, и каждый раз потрясающе и радостно было видеть, как он совершенно сознательно по-разному пробует произносить и подавать свой текст. В силу особенностей своего развития ему было трудно учитывать остальных ребят на сцене и делать все в одном темпе со всеми.

Он учился прислушиваться к ребятам на сцене, а ребята прислушивались к нему в жизни. Они открывали для себя внутренний мир человека с аутизмом, а человек с аутизмом, чувствуя доброжелательное внимание к себе и заинтересованность в том, что он делает, поворачивался к социуму, вписывался в стройную систему спектакля, где нужно ориентироваться не только на себя. На примере Леши ребята со схожими проблемами вдруг увидели, что можно быть успешными. Для нас было неожиданностью, что внутри коллектива сложилась атмосфера позитивной конкуренции, которая стала стимулом к развитию.

— Какие задачи ставятся перед актерами особого театра?

— Человек должен работать ответственно и самостоятельно. На сцене нет инвалидов. Поэтому и задачи для актера с особенностями развития должны быть достаточно сложными, чтобы он работал на максимуме своих возможностей, но при этом адекватны, чтобы он мог это сделать без посторонней помощи. Только когда актер полностью контролирует то, что он делает на сцене, мы можем говорить о театральном искусстве, а не о попытке подделаться под театр. Значит, задача режиссера особого театра заключается в том, чтобы сделать роль для каждого исполнителя с ОВЗ максимально интересной и максимально трудной.

— Модель интегрированного театра «Круг II» во многом взята с немецкой. Что удалось адаптировать, а что не приживается в России?

— Конечно, главное — идея, что на сцене человеку с инвалидностью помогать нельзя, а нужно создавать ему условия, в которых он сам будет контролировать ситуацию. Важно не бояться делегировать ему ответственность. Что касается развития каждого актера, там не так много внимания уделяется этому. Там на дух не переносят слова «реабилитация», «терапия», «педагогика», а говорят, что занимаются творчеством. Хотя, конечно, по факту все равно они и коррекционной педагогикой и социализацией занимаются. В нашей студии множество различных театральных дисциплин. Нам важно, чтобы человек развивался, а не выжимать из него способности, как это часто происходит в обычном театре. Очень многое зависит от педагогической работы. Часто проблем, связанных с диагнозом человека гораздо меньше, чем тех, что связаны с педагогической запущенностью и имеют, в свою очередь, отношение к социальному окружению человека. Когда такая работа ведется в течение нескольких лет, мы видим, как меняется человек, как он перестает эксплуатировать свою инвалидность, как, принимая на себя делегированную ему со стороны ответственность, он меняет стиль и характер своей деятельности.

— Но ведь и отношение к человеку с инвалидностью в Европе другое…

— Конечно, нужно понимать, что социальная ситуация у них лучше, чем в России. Взрослые люди с различными особенностями развития там часто живут отдельно от родителей, потому что есть много форм поддерживаемого проживания. Там все так устроено, что если ты взрослый, ты должен работать и получать за свою работу пусть символические, но деньги. Самостоятельности и ответственности у них больше. А у нас очень часто прослеживается созависимость взрослого человека с ОВЗ и его родителя. Бывает, что развитие ребят в студии, рост их потребностей в самостоятельной ответственной деятельности не принимается родителями, потому что вынуждает последних переходить от отношений в стиле манипуляций и управления к отношениям сотрудничества. В связи с этим нам всегда приходится работать совместно с родителями даже уже взрослых людей с ОВЗ. Родителям следует учиться видеть в творчестве своих детей искусство.

— Как воспринимает зритель людей с инвалидностью на сцене?

— Здесь очень трудный момент эстетических критериев. Очень часто у обычных людей эстетические критерии сформированы той культурой, которая есть вокруг них: это определенные представления об искусстве, о том, что такое хорошо, что такое плохо. Особый театр задает свою собственную эстетику. Чтобы увидеть в нем что-то необычное, красивое, новое, необходимо отказаться от привычного взгляда на искусство. Этим другим взглядом должен обладать человек, который работает в данной сфере, чтобы не пропустить уникальное, аутентичное. Так же необходимо воспитывать и зрителя, который будет открыт неожиданному и новому и сможет увидеть в особом искусстве что-то интересное для себя.

Справка

Режиссер-постановщик Андрей Афонин занимается особым театром уже 15 лет. Интегрированная театральная студия «Круг II» существует в ГБОУ ЦДТ «Строгино» и РОО социально-творческой реабилитации детей и молодежи с отклонениями в развитии и их семей «Круг» (Москва). Афонин совместно с немецким коллегой Гердом Хартманом впервые в России поставили спектакль «Отдаленная близость», в котором актеры с интеллектуальной недостаточностью и проблемами психического здоровья играют на профессиональной сцене, а спектакль ежемесячно стоит в репертуаре государственного театра. В основе подхода режиссера к работе с актерами с ОВЗ лежит европейская модель инклюзивного театра, адаптированная к нашим реалиям.