«Принять себя и ни о чём не жалеть»

Фото ©Дмитрий Павленко

В 2018 году житель Зеленограда Дмитрий Павленко установил два рекорда, мирового и российского значения, по погружению на глубину моря с аквалангом.

 

Мы договорились с Дмитрием об интервью, но пришлось отложить беседу на пару дней, так как в условно назначенный день он должен был ехать в Рузу, прыгать с парашютом. На первый взгляд, это несущественная подробность, если не знать о судьбе Дмитрия. Из-за досадной халатности военных, при прохождении службы в армии, в 1999 году Дмитрий перенёс ампутацию рук и ног. Наш герой прошёл сложный период реабилитации, выстроил свою жизнь заново, нашёл себе применение, живёт активной интересной жизнью, ставит рекорды.

 

Мы пили чай и беседовали с Дмитрием на веранде в его загородном доме. В это время его супруга готовила обед, дети играли в доме, а весёлый щенок овчарки хулиганил, стараясь выбраться из-за ограждения, очень хотелось ему приобщиться к интересам хозяина.

 

Дмитрий, расскажите, как прошёл прыжок, какие впечатления?

 

Замечательно! Правда, перед прыжком мы долго думали, как сделать так, чтобы я не выскользнул из снаряжения во время раскрытия парашюта.

 

Вам было страшно прыгать?

 

Дмитрий засмеялся: «Совсем нет! При падении испытываешь не страх, а замирание. Я старался быть готовым к раскрытию парашюта, в этот момент возникает сильная перегрузка, происходит резкий разворот и толчок, необходимо сгруппироваться — это самый сложный момент в прыжке. А сам полёт невероятный, очень красивый вид внизу открывается.»

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

У Вас 2018 год выдался насыщенным, Вы поставили два рекорда в дайвинге, впервые прыгнули с парашютом. Это Ваш образ жизни или стечение обстоятельств?

 

Так я живу в последние 2 года, хотя, мне свойственна активность, пусть и без таких ярких событий.

 

Как возникла идея стать дайвером? Вы долго тренировались?

 

В прошлом году я познакомился с инструктором Дмитрием Князевым, он работает с людьми имеющими инвалидность, пригласил меня на пробное погружение.

 

Дмитрия Князева заинтересовал рекорд, поставленный в 2013 году французским пловцом Филипом Круазоном, у которого такая же короткая ампутация, как и у меня. Круазон погрузился на глубину 33 метра. Дмитрий Князев захотел поработать с человеком с такими же данными и нашёл меня.

 

Первые три мои погружения давались с трудом, было сложно и технически и психологически. В общей сложности на подготовку ушло полтора месяца тренировок в Москве и я получил сертификат драйвера.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Пресная вода отличается от морской, как проходило погружение на Красном море?

 

Сильно отличается, другая плотность воды, в море погружаться легче. Но, при подготовке самостоятельного погружения в Красном море мы столкнулись с двумя трудностями: первая- снаряжение ныряльщика. При погружении на глубину, в жилете надо подкачивать воздух, а при подъёме его надо стравливать. Я не мог это сделать, используя стандартную конструкцию. Вторая трудность была связана с тем, что ныряльщики при спуске зажимают нос, продуваются, чтобы не перегрузить барабанные перепонки.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Когда мы обучались, мне помогал инструктор. А для регистрации рекорда я должен был выполнить погружение самостоятельно. Мы нашли выход, сделали рычаг подкачки воздуха из стальной ложки, прикрепив её изо лентой к штатному рычагу. Конструкция была уязвима и ненадёжна, когда кто-то нечаянно задевал рычаг, меня то скачивали, то надували, это опасно, я мог начать резко всплывать и погружаться, а от этого может развиться кессонная болезнь. Мы отныряли в Египте 10 дней с этим рычагом и поняли, что самостоятельное погружение в принципе возможно.

 

По возвращении в Москву мы начали искать качественные технические решения. Вопрос с «продувкой» решили найдя полнолицевую маску. А изменённую под меня конфигурацию рычага для жилета нам помогли разработать и изготовили студенты Московского Политеха. В жилет встроили рычаг, на который я мог нажимать, регулировать подкачку и стравливание воздуха.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Мы обратились к французам, которые регистрировали рекорды Филипа Круазона, они согласились зафиксировать наш рекорд. По правилам, три авторитетных независимых судьи из дайверского мира должны погружаться с дайвером-рекордсменом. Во время моего погружения один эксперт был наверху, другой шёл погружаясь параллельно, а третий ждал на 40 метрах, он и прицепил к моему костюму бирку с отметкой. Регламент был жёсткий, сам опуститься и сам подняться, ни кто до меня не должен дотрагиваться. Важна была правильная техника погружения. Обычному дайверу не сложно выполнить погружение на эту глубину. Даже если у человека нет одной конечности, он не считается инвалидом для этого спорта. В моём случае сложностей было много.

 

Дмитрий, какую цель Вы преследовали, прикладывая столько усилий, чтобы установить рекорд?

 

Я — психолог, реабилитолог, консультирую людей перенесших травму. Мне интересно расширить свои возможности, проанализировать, как на меня повлияет полученный опыт, чтобы потом помочь другим людям . Речь не только о дайвинге, в таком опыте важны именно психологические изменения при преодолении трудностей.

 

Ваша супруга поддерживает Ваше увлечении дайвингом?

 

О, да, она и сама увлеклась, ныряет и наша дочь тоже дайвер-юниор.

 

В России, на Чёрном море, легче было поставить рекорд?

 

Я бы так не сказал. Дмитрий Князев работает в Хургаде, хорошо ориентируется на месте, там было проще создать базу. К тому же, температура воды в Красном море +24 градуса на глубине, а в Чёрном море +11 градусов. Нам потребовалось утепление, соответственно, нужно было заново нащупывать баланс при других характеристиках снаряжения. Крымский опыт стал мощной психологической и физической встряской для всей команды. Мы должны были перестроить весь подход к погружению, три дня готовились в большом напряжении, даже были мысли отложить запланированное погружение с экспертами, но к назначенному дню, мы смогли поймать баланс и нам удалось зарегистрировать погружение на 30 метровую глубину. Этот опыт хорош тем, что показал, как можно адаптировать свой или чужой опыт к изменившимся вводным, главное не сдаваться и искать решение.

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Впечатляет Ваша воля, упорная работа на результат и жизнерадостность, ваши глаза постоянно улыбаются. Вы прошли тяжёлый путь реабилитации, после травмы Вам пришлось многое преодолеть?

 

Да, давайте я об этом расскажу. Травму я получил в армии. Бросил гранату, она попала в прорезь рукава маскировочного халата, я пытался её вытащить, но произошёл взрыв. Дикий несчастный случай, хотя, это была недоработка людей, не правильная организация ряда деталей в учениях.

 

Что почувствовали, когда узнали об ампутации?

 

Я в сознании был, видел, что конечности оторвало. Меня спасла быстрая реакция медсестры, она быстро подбежала и начала правильно действовать, благодаря ей я выжил, хотя и потерял 3 литра крови за 15 минут. Шесть часов длилась операция, врачам удалось спасти мой глаз, который пострадал от осколков гранаты. Когда в больнице пришёл в себя, я уже знал, что у меня ничего нет.

 

Сначала живёшь как в тумане, потом приходит осознание случившегося. Мне было всего 19 лет, я не представлял как жить дальше, что делать. Долго лежал в госпиталях. Когда такое происходит, включается мощный психологический блок защиты, процесс отрицания, человек пытается вернуть всё как было.

 

Обычно человек живёт понимая, как общаться в обществе и с близкими, у него есть работа. Когда с ним происходит травма, он выпадает из среды, в которой был раньше и оказывается в другой реальности. Как в ней жить- не понятно, возникает вакуум. Кто-то восстанавливается полностью, кто-то частично, а кто-то не может. Человек ищет виноватых, раздражается, он сожалеет о том, что произошло, думает о вариантах, которые позволили бы ему избежать травмы. А на самом деле это бессмысленно, это уже произошло. Многие со мной не согласятся, но я считаю, в такие моменты люди делают максимум, на что они способны и жалеть не о чем.

 

После отрицания случившегося -первого этапа восстановления, наступает второй этап, он очень сложный. Часто человек хочет жить как прежде, но не выходит, общество не воспринимает его как раньше. Соответственно, человек не принимает изменённого себя, отсюда агрессия, уныние,обида. Правильный выход — принятие себя, и важно не уходить в самоизоляцию.

 

В чём заключается принятие?

 

Когда человек перестал сожалеть о том, что с ним случилось. Это основное, как точка отсчёта. Он должен понимать, что он хочет жить дальше и учиться выстраивать жизнь заново. У меня на это ушло 5 лет.

 

Как Вы сейчас чувствуете себя в обществе?

 

Свободно, я очень многое могу сделать, но люди не всегда это понимают. Когда я прихожу в место, где меня не знают, люди видят,что у меня нет рук и ног, они не знают, что я могу сам взять ручку и расписаться. Для них это естественная реакция, она мне понятна.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Прочла в одной заметке про Вас, что Вы даже вышиваете.

 

Да, в какой-то момент, наблюдая за рукоделием жены, мне стало интересно самому попробовать, я и научился.

 

Хочется поменять отношение общества к инвалидам. Здесь есть несколько аспектов. Например недостаточная тактичность общества проявляется в недоверии к возможностям инвалида, такое отношение мешает его реабилитации, вызывает у него неприятие себя, формирует определённую симптоматику. Он начинает думать, что общество и государство ему должны, а он ни кому ничего не должен, усваивается иждивенческий подход.

 

Наверное не все могут найти в себе силы принять себя?

 

Да, главная моя задача как психолога научить, помочь человеку принять себя в другом качестве, настроить его на построение новой жизни с нуля. Ведь после травмы у человека будто дом рушится до фундамента. Ему нужно заново расставить точки психологической опоры. Как правило, после травмы все теряют свои профессиональные функции, человек понимает, что обществу он больше не нужен, его функции утрачены, он становится не востребованным и зависимым.

 

С какими трудностями сталкиваетесь, консультируя людей?

 

Половина людей уходит после первых консультаций, когда слышат, что надо работать над собой. Человек рассказывает мне о своих проблемах, а я ему говорю, что мы не решаем проблемы. Мы не сдвинемся с места, если начнём решать проблемы за человека. Человек видит только свои сложности, окружающий мир он не замечает. Может быть его трудности и правда неразрешимые, но это не повод не жить дальше, надо переключиться на что-то интересное, чтобы они потеряли актуальность.

 

Активно переключает с патологического узкого взгляда на свои проблемы действие, которое человек не должен делать в этом состоянии. Прыгнуть с парашютом, погрузиться с аквалангом, пробежать марафон, подняться в гору, освоить вождение автомобиля. Нужно понять, что жизнь существует за пределами проблемы, научиться смотреть шире, после этого психика человека меняется.

 

Я сам до 2005 года проходил этот путь у себя на родине в Артях. Сначала мне собирали деньги на протезы, я пытался на них ходить, но больше 2 километров пройти не мог, как не мог на них ни сесть, ни встать самостоятельно, они не расширяли мои возможности. Не возвращали подвижность, к которой я стремился. В этот период я познакомился с Людмилой Корчагиной из Зеленограда, она приезжала в госпиталь, где я лежал и мы подружились. Она поддерживала меня много лет посылками и деньгами. Период был очень тяжёлый, в 2004 году Людмила позвонила и сказала, что в Зеленограде есть замечательный реабилитационный центр, позвала меня на курс реабилитации. Сейчас этот центр не функционирует в прежнем виде, а тогда в нём занимались реабилитацией инвалидов военной травмы.

 

Основал его Валерий Михайловский — врач, кандидат медицинских наук. Он продолжил дело своего отца Михаила Михайловского, который в 18 лет на фронте потерял обе ноги, но, несмотря на это стал врачом, профессором, президентом федерации инвалидного спорта. Именно он заложил главный принцип реабилитации, применяемый в центре: «Кроме помощи общества необходимы старания и действия самого травмированного человека». В этом центре я попал в атмосферу, которую ждал, но до этого нигде не встречал. Как я уже сказал, общество имеет привычку на своё усмотрение ограничивать людей с инвалидностью, а в этом центре не было снисходительной опеки. Мне сказали: «хочешь сам что-то сделать — пожалуйста, всё что хочешь-можешь попробовать.» Вера в человека и его возможности очень помогает ему самому поверить в себя.

 

В любом общественном учреждении, инвалиду обычно дают делать то, что для него сочли возможным, а не то, что он сам для себя считаем нужным. В реабилитационном центре понимали разницу в таких подходах и выстаивали терапию грамотно. В центре был системный подход, одновременно включающий в себя психологическую и физическую реабилитацию. Сначала нужно вызвать у человека желание, мотивацию жить и развиваться. Нужно помочь ему, поддержать, чтобы он что-то начал делать, может быть, поддерживать достаточно долго. Для меня переломный момент в восстановлении наступил когда я научился самостоятельно водить машину.

 

Валерий Михайлович увидел во мне потенциал, сказал, что я сам могу стать реабилитологом. Я приехал в Центр за помощью, а уехал с пониманием, что сам хочу помогать людям.

 

В это время я поступил заочно учиться в Зеленограде, в Московский институт экономики, политики и права. Одновременно, с подачи Валерия Михайловича, создал организацию в Артях и нашел работу психолога в государственном реабилитационном центре. Я жил в Артях и приезжал в зеленоградский реабилитационный Центр уже как ученик-стажёр.

 

Сейчас вы живёте и работаете в Зеленограде, консультируете частным образом?

 

Мы создали некоммерческую организацию «МИР Человека — Реабилитационное Сообщество» -это правопреемник «МИР-Человека», которую возглавлял Валерий Михайловский.

 

Я предпочитаю групповую работу, она более эффективна. Проводим семинары, тренинги, конференции по вопросам реабилитологии. К нам приходят люди и рассказывают о работе, которую они делают. Сейчас мы задумали провести фестиваль реабилитационных программ. Человек выходит к микрофону и рассказывает, что он делает, как делает, происходит обмен опытом, так рождается реабилитационное сообщество. Консультирование занимает много времени, но эффект не всегда сразу явный, бывает только через два года видишь результат.

 

Вы думали написать методичку для реабилитационного восстановления?

 

Да, планируем сделать сборную методичку, вписать туда всю реабилитационную концепцию.

 

Как по-вашему можно глобально повлиять на озвученные проблемы инвалидов?

 

Думаю, нужна единая служба реабилитации на государственном уровне. У нас есть врачи и реабилитационные центры, а службы реабилитации нет. Мечтаю о создании в России системной реабилитации, а в будущем и службы реабилитации. В ней должны работать компетентные люди, понимающие специфику работы. Иначе будет пустая трата денег, нужен неформальный подход снизу, с участием самих инвалидов.

 

Задача реабилитолога вернуть травмированного человека в социум как полноценного активного члена, который будет создавать что-то для общества, для себя и своей семьи. Система поддержки нужна не для постоянной опеки инвалида. Необходимо дать человеку толчок к развитию, оказать поддержку в трудный момент, направить к решению, а не решать за него его проблемы.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Какие вопросы перед обществом имеет смысл проговорить для развития более цивилизованного подхода к проблемам людей с ограниченными возможностями?

 

Прежде всего, нельзя разделять людей на инвалидов и не инвалидов. Важно иметь плотный процесс взаимодействия с физически здоровыми людьми, мы такой подход реализуем в ежегодном марш забеге в Бородино. Меняется отношение к инвалидам, и сами инвалиды меняют своё отношение к обществу. Процесс взаимодействия важен и возможен. Ни в коем случае нельзя думать, что стоять в переходе и просить десять рублей-социальная активность. Если мне деньги протягивают,я отказываюсь.

 

Что ещё ограничивает инвалида? Пандусы, отсутствие низкопольных автобусов?

 

Психологические ограничения самые сильные и со стороны людей и со стороны инвалидов. Многие инвалиды враждебно воспринимают общество. Хотя, сейчас тенденция обратная, возможно, через 10-15 лет мы получим другое восприятие и люди будут нормально выходить в светское общество, не спотыкаясь о свои ограничения. Для меня не проблема куда-то сходить.

 

Самая большая сложность во взаимодействии — это всеобщее напряжение в социуме, мир активно развивается, сознание людей перегружено. Сложно снимать напряжение, этому надо учится. Когда ко мне подбегают дети и кричат: «Мама, смотри, у него ног нет», я отшучиваюсь, а мамы реагируют:»Тихо-тихо», им не удобно за реакцию их детей. А я отвечаю, что не стоит беспокоиться, ведь нормальные вопросы рождаются у детей. Я предлагаю не запрещать им естественно реагировать, а объяснить, что есть и такие люди, в этом нет ничего страшного. Кто-то с костылём, кто-то без ноги. Дети непосредственно смотрят, иногда говорят: «Мама, смотри, рук нет», но не видят, что ног нет.

 

Дмитрий, какие у Вас планы на ближайшее будущее?

 

Планирую научиться быстрее плавать под водой. Хочется вовлекать людей с инвалидностью в дайвинг. Возможно получится сделать проект совместно с фондом «Подари любовь миру», предварительная договорённость есть.

 

Фото ©Дмитрий Павленко

 

Интервью подготовила: Ольга Походня

Источник: Zelenograd-news.ru



There are no comments

Add yours

*