У этого интервью есть своя предыстория. В начале лета на просторах соцсетей я увидела объявление: «Веду занятия йогой для людей с ДЦП». Идея заняться йогой время от времени посещала меня уже несколько лет. Но чтобы вот так, без рекомендации, с незнакомым человеком… Смущала и аватарка – красивая девушка в свадебном платье, рядом – еще более красивый жених… Что она может знать о ДЦП? Но, посмотрев, о чем пишет Майя Сажнева на своей странице, я все же решилась на личную встречу.
Каково же было мое удивление, когда я обнаружила у невесты с аватарки (а это была именно Майя) явные последствия ДЦП. К тому же, она оказалась очень милой интеллигентной собеседницей – и я решила рискнуть. На первом занятии удивление сменилось восхищением, когда Майя начала буквально сгибаться в дугу и завязываться узлами. Мелькнула мысль: «Мне бы так!..» Занятия начались…
– Начнем с начала: почему вы выбрали именно йогу?
– Если честно – друзья посоветовали. Сказали: «Это то, что тебе надо!» К тому времени, они сами уже занимались йогой.
– И что же вы там нашли: философскую основу жизни, религию, систему упражнений…
– Прежде всего, систему упражнений для поддержания тела в более-менее хорошем состоянии. Хотя в своих занятиях я затрагиваю, например, дыхательные практики, которые позволяют усилить контроль над телом со стороны сознания. К примеру, дыхательные упражнения помогают сосредотачивать внимание на жизни своего тела.
Майя с мужем– На мой взгляд, именно вниманием к реакциям собственного тела йога выгодно отличается от других систем физического оздоровления. Даже на уровне гимнастики в йоге очень сильна составляющая самоконтроля, самоограничения. Это так?
– Совершенно верно. Любая асана (то есть поза) – это, помимо всего прочего, диалог с собственным телом. Отрабатывая ее, прежде всего, нужно постоянно спрашивать себя: что тебе в ней удается, что мешает, в какую сторону идти дальше? В идеале, медитируя, йог мысленно контролирует положение каждой части тела, работу каждой активной мышцы. Кроме того, каждая асана имеет, как минимум, три варианта выполнения – стандартный, упрощенный и вариант для продвинутых. Сама я в основном делаю упрощенные варианты, их же предлагаю другим людям с ДЦП. Но иногда и он бывает для человека сложен. Тогда начинаешь еще упрощать позу, разлагать ее на элементы… Это и есть – наш путь.
– А вы сразу вышли на него или сначала пытались идти по общей дороге?
– Основная проблема современного положения йоги в России – в том, что у нас нет групп для людей с ограниченными возможностями здоровья. Есть йога для детей, для здоровых людей разных возрастов – и всё. Сначала я пришла в группу, которая занималась рядом с моим домом, и попала к очень хорошей молодой девушке. Я честно пыталась работать вместе со всеми, но, разумеется, не успевала. Тогда она мне сказала: «Делай в своем темпе, не обращай внимания на остальных!» Но через какое-то время она ушла в декрет. Я пошла к другому тренеру, которая мне вывихнула лопатку – пришлось обращаться к костоправу… Только потом я нашла опытного тренера (ей скоро исполнится 65 лет), которая поняла, что нужно именно мне.
Узнав, что я летом собираюсь в Севастополь, она сама направила меня к Виктории Занкиной, чуть ли не единственному на всем постсоветском пространстве дипломированному инструктору, который знает, как заниматься с ДЦПшниками (правда, не со взрослыми, а с детьми). Вообще она ведет группы для самых разных категорий детей: и для здоровых, и для аутистов, и для детей с синдромом Дауна… Я списалась с ней по Интернету и попросилась на консультацию, так как очень хотела понять, чем йога для ДЦПшников должна отличаться от обычной йоги. Она согласилась. У нас с ней было одно занятие. Что-то я тогда уяснила, что-то – сразу не поняла, но додумала дома. Но главное – я почувствовала, что сама могу заниматься йогой со взрослыми людьми с ДЦП. Написала об этом Виктории и неожиданно получила ответ: «Наконец-то на тебя это снизошло! Ты будешь единственным человеком в России, который этим занимается!» Но, честно говоря, меня не очень волнует, первая я или десятая. Прежде всего, я вижу других людей, которым сейчас хуже, чем мне. Я могу помочь им стать чуть лучше. Для меня это очень важно. Это как… (Майя задумалась) как способ утверждения своей, пусть частичной, победы над болезнью. Я смогла довести себя до приемлемого состояния – значит, сможете и вы. Мне хочется передать людям свой опыт и знания, помочь им почувствовать вкус победы над болезнью.
– А почему вы не хотите работать с детьми? Ведь дети более пластичны, там результаты могут быть быстрее…
– Во-первых, именно взрослые с ДЦП у нас в стране сейчас существуют без особого внимания и помощи. Считается, что они сами могут о себе позаботиться, хотя это далеко не всегда так. А, во-вторых, лично у меня есть особенности, из-за которых я опасаюсь заниматься с детьми с ДЦП. Хотя иногда провожу занятия по элементам йоги с ребятами с легкой формой ДЦП (например, во время благотворительных поездок в детдома). Вы правы, дети гораздо более пластичны. Но это значит еще и то, что на них гораздо легче «надавить» – и в психологическом, и в чисто физическом плане. А у меня, как ни крути, гиперкинезы…
– И довольно заметные.
– Из-за этого я могу в какой-то момент, помогая ребенку встать в позу, невольно дать ему бОльшую нагрузку, чем требуется. Силы-то у меня достаточно, а самоконтроль – объективно ослаблен. Поэтому я и предпочитаю работать со взрослыми и, более того, показывать позы на себе, а не на ученике, и объяснять словами. Конечно, если нужно, я могу и поправить позу, и поддержать, но делаю это довольно редко, только при необходимости. На преподавательских курсах у нас был отдельный курс «Правка асаны». Я его честно отходила, отрабатывала приемы правки на своих однокурсниках, т.е. на людях, которые тоже серьезно занимаются йогой. Но с людьми, имеющие последствия ДЦП, я этого делать не буду. Лучше пусть они сделают асану поначалу кривенько-косенько, но – ориентируясь на собственные возможности и ощущения.
– Значит, вас следует опасаться? (Майя засмеялась – значит, оценила шутку.) Впрочем, недавно вы сами дали в Фейсбуке ссылку на статью с выразительным названием «Как йога может разрушить ваше тело», которая, кстати, опубликована на сайте «Энциклопедия йоги». Я и раньше слышала, что практика йоги может быть небезопасной. Но чтобы настолько… Может, поэтому йогой нельзя заниматься самостоятельно, без наставника?
– Да. Даже у гуру, у великих йогов есть наставники. Наставник есть и у Занкиной. У меня сейчас два наставника – Виктория Занкина и Саймон Борг-Оливер из Австралии. Я с ними периодически связываюсь по Фейсбуку, спрашиваю, как, что и почему… Периодически устраиваем «мозговые штурмы».
Майя ведет занятие– Благо, для этого есть все технические возможности.
– Ну, да. Это очень удобно… А если серьезно, в йоге, как и во всем, главное – мера. Если вы с первого раза захотите встать на голову, у вас это вряд ли получится. Хороший инструктор всегда предупреждает ученика о том, в какие позы ему не следует вставать. Например, людям, перенесшим черепно-мозговую травму (а это – практически 100 % ДЦПшников), нельзя запрокидывать голову назад. И если ученик, несмотря на предупреждение, упорно пытается сделать по-своему, это может закончиться очень плохо.
Начиная заниматься йогой, надо хорошо понимать: любой инструктор развит гораздо лучше, чем любой новичок. Я умею делать намного больше, чем совершенно здоровый человек, который не занимался йогой. Поэтому будет большой ошибкой думать, что новичок в состоянии сразу повторить те асаны, которые показывает инструктор. Если тело говорит тебе «Ой, а как это?» надо сначала медленно, в деталях понять, как это делается, проработать каждую мелочь, и лишь потом повторять всю асану целиком. Нужно внутренне подготовиться к долгому процессу совершенствования своего тела, ведь в идеале йога – это путь длиною в жизнь. И еще: инструктор многое делает на автомате. Ученик же должен влезать во все детали, задавать как можно больше вопросов, чтобы уяснить весь процесс прохождения асаны, от первого до последнего движения.
В йоге есть еще одно примечательное правило – наставник не может навязывать ученику свою волю. Это значит, что очень большая доля ответственности за последствия ложится на плечи ученика. Он должен, прежде всего, научиться очень внимательно слушать свое тело. Кстати, отчасти еще и поэтому я практически не работаю с детьми, имеющими последствия ДЦП…
– А что лично вам дала йога?
– Когда меня спрашивают об этом, я беру полную кружку воды и прохожу с ней круг. Как вы понимаете, для человека с гиперкинезами это – не самое простое задание. Тем не менее, сейчас, через три с лишним года после начала занятий, для меня это – не проблема. Улучшилось равновесие, стало легче ходить. Разумеется, ДЦП никуда не делся, но, согласитесь, и то, что я назвала – немало. А еще (тут Майя смутилась), благодаря йоге, я познакомилась со своим мужем…
– Вот это, пожалуй, – самый важный результат!
– Согласна, – улыбается Майя. – У меня была одна ученица из Киева, Антон был школьным другом ее мужа. Так мы и познакомились…
– А как вообще становятся преподавателями йоги?
– Есть специальные центры, которые их готовят. Я, например, занимаюсь в центре «Прана» и буду сдавать ряд теоретических экзаменов (анатомию, философию, санскрит…). Но, поскольку из-за последствий ДЦП я не могу защитить практический курс, потому что не могу выполнять некоторые асаны (к примеру, стойки на голове или на одной руке), у меня будет диплом без права преподавания.
– Если честно, такой подход мне кажется более честным, чем, к примеру, практика академий физкультуры, которые дают дипломы инструкторов по адаптивной физкультуре всем выпускникам, в том числе – людям с довольно тяжелыми последствиями ДЦП, которые заведомо не смогут физически помочь ученику в выполнении того или иного упражнения. А потом инвалиды удивляются, почему их не берут на работу в отделения реабилитации…
– Я веду занятия либо индивидуально, либо в малых группах. И в самом начале занятий обязательно обговариваю с человеком свои особенности преподавания… Кстати, учусь я не только в центре «Прана». Примерно раз в полгода в Москве проводит семинары и мастер-классы по работе с детьми Виктория Занкина. Я стараюсь их посещать и получаю много полезного.
– Еще немного о себе: где вы учились, как росли?
– Я училась не просто в обычной, а в элитной школе. В первый класс пошла в 1992 году – в самый разгар экспериментов с различными формами образования, попыток реставрации дореволюционных гимназий и лицеев. Как раз в этом году открылась гимназия 1514, которая располагается во Дворце пионеров на Воробьевых горах, и родители отдали меня туда. Там я проучилась вплоть до 8 класса. А потом пошла в специализированный гуманитарный класс лицея 1525, который находится там же.
– Проблем с одноклассниками не было?
– Почему? Были… Как везде, люди разные. Были те, кто понимал, что у меня есть определенные особенности, и относился ко мне хорошо. С ними я дружила. А были те, кто не понимал этого. Иногда доводили до слез, я даже хотела перейти в другую школу. Но это была не система, а отдельные моменты. Помню только одну девочку Ксюшу, которая очень меня не любила и не могла пройти мимо, чтобы не толкнуть. Но это был единственный пример такой стойкой неприязни. И потом, тех, которые понимали, было гораздо больше…
– Они вам помогали?
– Я особо не нуждалась в помощи. Другое дело, что, как все ученики, я иногда списывала, и в этом помощь (точнее, тетрадка), естественно, была нужна… Единственная проблема в школе была с письмом. Я категорически не успевала писать диктанты…
– Но это, скорее, – проблема не ваша, а преподавателей.
– Да, им было непросто в этой ситуации. Впрочем, поблажек мне не делали – просто оставляли дописывать после уроков.
– То есть, при желании, эту проблему вполне можно решить.
– Конечно! А когда я перешла в 8 класс, моей персоной неожиданно заинтересовались старшеклассники. Им нравилось со мной общаться. Глядя на них, многие одноклассники тоже постарались со мной сблизиться, даже стали уважать. После этого, разумеется, жизнь стала другой. Изменилась и моя самооценка. А после школы я поступила на историческое отделение историко-филологического факультета РГГУ и окончила его – правда, с синим дипломом. Потом пошла в аспирантуру, однако ее не окончила.
– А в чем сложность?
– Кандидатский минимум я сдала, а вот найти научного руководителя под свою тему мне не удалось. Поэтому и диссертацию я не написала…
– Интересная ситуация…
– В том, чтобы я шла в аспирантуру, меня очень поддержал один мой преподаватель, с которым я до сих пор поддерживаю отношения. В дипломе, не без его помощи, хотя он и не был моим руководителем, я разработала новый метод работы со средневековыми хрониками. Но в аспирантуре не нашлось человека, который хотел бы взяться за эту тему…
– А он сам?
– Это невозможно: я – специалист по средневековой Европе, он – по России XIX века…
– И чем вы занимаетесь сегодня, помимо йоги и семьи?
– Несколько месяцев назад я устроилась на работу в библиотеку имени Достоевского на Чистых прудах. Это – новый, интересный опыт, тем более что наша библиотека оснащена по последнему слову техники: есть wi-fi, отлично оборудованные залы. Недавно к нам зашла француженка, и у меня появилась возможность применить свои знания языка. Дама была приятно удивлена…
– Вы производите впечатление абсолютно успешного человека. Или вы себя таковой не считаете?
– Хотелось бы побольше учеников по йоге. Причем дело даже не в заработке. Я не думаю о том, чтобы уйти из библиотеки и зарабатывать йогой. Можете верить, можете нет, но я действительно хочу помочь людям стать лучше…
увольнение из библиотеки нисколько не упоминание о сложностях инвалида. Странный вывод автора, плоский и грубоватый.
Майя, это скорее вселенная убирает лишнее и направляет тебя полностью в йогу. Пусть даже так жестко).
Удачи тебе, твоя однокурсница по Пране 😉