Нико фон Глазов: «В кино допустимо все, кроме скуки и депрессии»

На петербургском фестивале «Послание к человеку» показали ретроспективу Нико фон Глазова – уникального немецкого режиссера, который снимает ироничные и очень откровенные документальные фильмы об инвалидах. Germania-online пообщалась с постановщиком.

Обычно режиссер расширяет аудиторию, когда приходит из документального кино в игровое. У Нико фон Глазова все было наоборот. Звездой немецкого кинематографа его сделала документалистика. Фон Глазов – инвалид, жертва талидомида – седативного препарата, использование которого привело к рождению тысяч детей с врожденными патологиями. Он не боится открыто говорить об этом и не стесняется своего тела. Его картины совершенно не похожи на пафосные трагические рассказы о людях трудной судьбы, которые часто можно увидеть на фестивалях или по телевизору. В фильмах фон Глазова есть место и черному юмору, и иронии, а его любимый жанр – трагикомедия. Он снял собственную биографию под названием «Взгляни на меня» (Schau mich an, 2007), сагу о спортсменах-паралимпийцах «Мой путь к Олимпии» (Mein Weg nach Olympia, 2013) и комедийную документалку «Все будет хорошо» (Alles wird gut, 2012) о людях с патологиями, ждущих прослушивания на известное телешоу. Однако самый большой успех и премию Немецкой киноакадемии ему принесла лента «Никто не идеален» (NoBody’s Perfect, 2008), для съемок которой фон Глазов нашел еще одиннадцать «жертв талидомида» и предложил им сняться перед камерой обнаженными.

– В России публика с вашими картинами почти не знакома. Как бы вы сами описали свои фильмы, чтобы представить их новой аудитории?
– О, это очень сложно. Видите ли, у меня нет ни единого стиля, ни сквозной темы, ни общего «месседжа». У меня есть лишь некий инстинкт, намерение, которое идет от сердца. Я снял три игровых и три документальных фильма. Еще в моем послужном списке есть три картины, сделанные для телевидения. Тематика – от польской свадьбы до напо леоновских войн. Одно могу сказать точно: мои картины всегда рассказывают об интересных людях.

– Вам больше нравится снимать игровое или документальное кино?
– Если честно, я не вижу особой разницы между игровым и документальным. Потому что в игровых фильмах я всегда импровизирую, всегда стараюсь привнести в них как можно больше реальности. А в документальных я придерживаюсь очень жесткой структуры и пытаюсь сделать их максимально развлекательными. Все мои документальные ленты посвящены инвалидности в самом широком смысле этого слова. Это не слишком популярная тема, и моя задача как режиссера – сделать ее интересной. Я считаю, что в кино допустимо все, кроме скуки и депрессии.

– Это как раз самое поразительное качество ваших фильмов: они удивительно жизнеутверждающие. А вашему чувству юмора и самоиронии можно только позавидовать…
– Знаете, какие фильмы я больше всего не люблю? Те, которые утверждают, что жизнь – дерьмо. Это самая легкая вещь на свете – сделать тяжелую, мрачную драму. Люди живут не ради того, чтобы плакать, а ради продолжения жизни. Но никто не захочет ложиться в постель с грустным и угрюмым человеком. Поэтому, ради бога, улыбайтесь и смейтесь чаще! Что касается моих собственных фильмов… Из-за талидомида я родился с короткими руками. Я могу шутить над инвалидами. Никто другой в современном мире не может себе этого позволить.

– В России режиссеры документального кино редко снимают сами себя, обычно они остаются за кадром и держат дистанцию по отношению к своим персонажам. Вы же в своих картинах выводите себя на первый план. В фильме «Никто не идеален» вы снимаетесь обнаженным вместе с другими героями. Вы совсем не боитесь камеры?
– Я очень боялся камеры. Но, как я уже сказал, почти все мои документальные фильмы – об инвалидности. И я хочу, чтобы мои герои были максимально открытыми. Для этого надо подавать им пример. Я вообще верю в то, что художник д олжен быть уязвимым. И все великие режиссеры, которых я знаю, – очень ранимые люди. Разумеется, это не значит, что ты должен все время выставлять себя вперед. Но иногда это необходимо.

– Ранимого художника легко обидеть.
– Конечно. И его обязательно будут обижать. Но либо ты художник, либо трус. Если ты боишься, что тебе кто-то плюнет в душу, то лучше выбрать другую профессию. Но если ты все для себя решил, то придется пропускать трудности через себя. Риск в режиссуре – это не дрожащая камера и не эпатажно обнаженная натура в кадре. Риск – это когда ты сам под ударом.

– В 2004 году вы выпустили фильм «Пираты Эдельвейса» о молодежной антифашистской организации. Картина снималась в Петербурге. Почему вы приехали именно сюда?
– Действие фильма происходит в 1944 году, в разгар Второй мировой. И мне нужны были лица, на которых эта война отражалась бы, лица людей, до сих пор живущих в состоянии войны. В Германии таких уже нет. Мне жаль это говорить, но у вас они есть. Не у всех, конечно, но у многих. И еще мне нужны были руины, я хотел изобразить разрушенный город. И мы нашли его в Петербурге, в тех же местах, где потом Оливер Хиршбигель снимал свой «Бункер».

– На ваш взгляд, за прошедшие десять лет город изменился?
– Когда я был в Петербурге в прошлый раз, здесь перекрашивали только фасады. Теперь красят еще и боковые стены. Кроме этого, я больше не вижу никаких изменений. Это по-прежнему всего лишь декорация – безусловно, одна из самых красивых в мире. Но мне она чем-то напоминает Диснейленд с его игрушечными домиками. Снаружи все красиво, а внутри нет. Уровень нетолерантности зашкаливает. То, что здесь сейчас происходит с ЛГБТ-сообществом, – это чудовищно. Странно, что никто не понимает, что чем больше его прессовать, тем больше растет интерес к этой теме. По статистике, страны, в которых чаще вс его качают гей-порно, – это Пакистан и Нигерия. Но если правительство недемократическое, то ему нужен внешний враг. Похоже, в России его нашли.

– А что-нибудь положительное вам удалось увидеть?
– Да, разумеется. Я должен сказать, что встретил здесь потрясающих, невероятных людей. Особенно меня впечатляет русская концепция дружбы. Она настоящая, крепкая: вот это мой лучший друг, и я готов за него умереть. Мне кажется, это роднит Россию с Германией. Еще на меня огромное впечатление произвели совсем молодые люди – те, которым нет 30. Их энтузиазм, работоспособность, энергия, взгляды на жизнь. Молодежь здесь поразительно контрастирует со старшими поколениями, они совершенно разные. Я надеюсь, что за этими ребятами будущее.

– Что для вас хороший кинофестиваль?
– Тот, на котором показывают хорошие фильмы. Фильмы, которые нравятся зрителям. Очень важно, чтобы аудитория была счастлива, современные отборщики почему-то редко об этом задумываются. А ведь публика не такая глупая, какой ее часто представляют. Она любит хорошее кино и способна его оценить. Когда я целую свою жену, я думаю о жене. Когда я снимаю кино, я думаю о тех зрителях, которые будут его смотреть. Я делаю фильм для них, а не для трех моих друзей-интеллектуалов. Кино – это коммуникация. Я не говорю, что все картины должны быть «под Голливуд». Но они должны увлекать какую-то значительную часть нормальных, не близких к кинопроцессу людей.

– Нормальных – значит обычных?
– Обычных людей не существует, каждый человек необычен. О каждом можно снять фильм.

Беседовала Ксения Реутова

Источник: http://germania-online.ru



There is 1 comment

Add yours
  1. Галина Гаевская

    Заинтриговали!!! Где можно посмотреть фильмы Нико фон Глазова? Удачи такому заразительно жизнерадостному режиссеру!


Post a new comment

*