Леся Украинка (Lesya Ukrainka): Нет, я петь и в слезах не устану…

Леся Украинка (25.02. 1871 г. - 1.08. 1913 г.)

Поэтесса, переводчица, драматург, писавшая на двух языках — русском и украинском. Автор драмы «Каменный хозяин», пьесы «Голубая роза», многочисленных стихотворений и поэм. Переводила на украинский язык произведения Гёте, Шиллера, Гейне. Основатель украинского обществамолодых поэтов «Плеяда».

…Во многих её стихах часто повторяются два слова: «крылья» и «песня». Может быть, оттого, что самой сильной мечтой её всегда было взлететь, преодолевая оковы слабого тела, а строки её стихов, наполнены мягкими и печальными напевами родной земли, где бы она не находилась: под жарким солнцем Египта, серым и дождливым небом Германии или у берегов Средиземного моря в Греции…

Леся Украинка родилась 25 февраля 1871 года в г. Новоград-Волынском, в той части Украины, которая входила в состав Российской империи, в семье не чуждой высоких духовных интересов: мать — писательница, творившая под псевдонимом Олена Пчилка (её поэзию и рассказы на родном языке для детей, хорошо знали на Украине), отец — высокообразованный помещик, очень любивший литературу и живопись. В доме Косачей часто собирались писатели, художники и музыканты, устраивались вечера и домашние концерты. Дядя Леси — так её звали в семье и это домашнее имя стало её литературным псевдонимом — Михаил Драгоманов, впоследствии дружески опекавший племянницу и всяческий помогавший ей, — был известным учёным, общественным деятелем, подолгу жил за границей во Франции и Болгарии. Он водил знакомство с Иваном Сергеевичем Тургеневым, Виктором Гюго, был в курсе всех новейших литературных и политических событий и часто пополнял библиотеку племянницы посылками из-за границы.

Любимая всеми Леся поначалу росла здоровой и весёлой. Она не получила систематического образования. Её единственным и довольно строгим домашним учителем была мать, Ольга Петровна. Она разработала собственную программу обучения, отличавшуюся широтой и основательностью, но в ней не было системы, и об этом недостатке сама поэтесса впоследствии очень сожалела. Отец пытался настаивать на том, чтобы пригласить к Лесе преподавателей из гимназии, но разве можно было переспорить властную, самолюбивую Ольгу Петровну, привыкшую к тому, что в жизни Леси должны быть главными только её решения?!!

Необычайно талантливая, восприимчивая, ранимая, с глубоким, истинным, музыкальным дарованием (она начала играть и сочинять маленькие музыкальные пьесы с пяти лет!) в возрасте восьми лет написавшая первое стихотворение, Леся в 1881 году неожиданно тяжело заболела. Её мучила нестерпимая боль в правой ноге. Сперва решили, что у неё острый ревматизм, лечили ваннами, мазями, травами, но всё было бесполезно. Боль перешла в руки.

Врачи, наконец, определили — туберкулез кости. На музыкальной карьере Леси был поставлен крест. После первой, сложной, но крайне неудачной, операции рука осталось искалеченной! Тогда-то в глазах хрупкой девочки впервые появилась печаль. Она и в дальнейшем, словно легкое покрывало, будет окутывать всё её творчество. Отныне много месяцев в году девочка должна лежать в постели, не делать резких движений, всё время испытывать мучительную боль…

Родители не сдавались. Они возили девочку к морю, на грязевые ванны и купания, обращались к лучшим врачам, народной медицине, заграничным профессорам в Германии, но всё было тщетно. Болезнь если и отступала, то не надолго. Лесе теперь приходилось только вспоминать её таинственные ночные прогулки по усадебному парку в Колодяжном (имении Косачей на Волыни), когда она слушала, и ей казалось, что слышала, сонное дыхание листвы и трав, видела купающуюся в пруду русалку Мавку, вплетающую в волосы жёлто-белую кувшинку, ловила руками лунные лучи….

Позднее, когда мать говорила Лесе, что на создание её прекрасной драмы — феерии «Лесная песня» (1911 год) повлияли только образы классической литературы, поэтесса смело отрицала это: «Я не поминаю лихом волынские леса. Вспомнив о них, написала «драму-феерию» в их честь и она принесла мне много радостей!» (Л. Украинка — А.Е. Крымскому* 14 октября 1911 года) (*А.Е. Крымский — учёный, филолог и историк — востоковед, большой друг Л. Косач, помогавший ей в обработке и записи народных преданий и песен — автор.)

Она всегда и во всём пыталась отыскать радость. В ней жил неукротимый дух. Самозабвенно, ночами, изучала языки: болгарский, испанский, латинский, древнегреческий, итальянский, польский, немецкий, не говоря об английском и французском, географию, историю Востока и восточных культур, историю искусства и религий, а для своих младших сестёр в 19-тилетнем возрасте (!) написала учебник: «Древняя история восточных народов». Михайло Павлык — украинский писатель и общественный деятель — вспоминал об одной из встреч с поэтессой во Львове в 1891 году: «Леся просто ошеломила меня своим образованием и тонким умом. Я думал, что она живёт только поэзией, но это далеко не так. Для своего возраста это — гениальная женщина. Мы говорили с ней очень долго, и в каждом её слове я видел ум и глубокое понимание поэзии, науки и жизни!»

В 1893 году, во Львове (Западная Украина), вышла тоненькая книжечка её стихов «На крыльях песни», тепло встреченная критикой и публикой. Иван Франко писал с восхищением о «чуде жизнеутверждения» — стихах молодой поэтессы, которые словно выросли из украинских песен и сказок.

«Читая мягкие и расслабленные или холодно резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с этими бодрыми, сильными и смелыми, и вместе с тем, такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка — едва ли не единственный мужчина во всей Украине!» — заключал он с горьким юмором.

Уже в ранней лирике читателей восхищало прекрасное владение словом, живая образность языка, богатство рифм и сравнений и, что немаловажно, скрытая сила и глубокая одухотворенность. За печалью и легкой грустью скрывалась порой такая мудрость и жажда жизни, что те немногие, кто знал о личной драме поэтессы, лишь в восхищении качали головой. Надо сказать, что многие из стихотворений тоненького сборника почти сразу стали народными песнями.

В творчестве Леси Украинки слишком заметна тема родины — свободной Украины — чтобы её можно было обойти стороной. Её дядя, сторонник национальной независимости Украины от Российской империи, был вынужден эмигрировать за границу, тетка по отцу, Елена Антоновна Косач за участие в революционном движении не раз подвергалась арестам и ссылкам. Даже возлюбленный поэтессы, Сергей Мержинский (они познакомились в Крыму, в 1897 году), будучи смертельно больным, сам участвовал в революционном движении, распространял прокламации и листовки. И кто знает, может быть, именно потому любящая, но властная, Ольга Петровна Косач так противилась сближению, а потом и роману своей дочери с Сергеем Мержинским, что слишком пугала её эта опасная деятельность, слишком хорошо она знала, к чему может привести увлеченность жажды подвига и жертвы, как может она разбить и изранить сердце и душу!

Примешивалась к этому ещё и обычная эгоистическая материнская ревность, боязнь потерять контроль и власть над хрупким беспомощным существом, каким ей всегда казалась дочь.

Но когда в 1901 году Сергей Константинович Мержинский будет умирать от туберкулеза легких, Ольга Петровна беспрекословно подчинится волевому решению дочери быть возле любимого и отпустит её в Минск, к нему. Мержинский так и умрёт на руках у Леси — Ларочки, как он звал её — а она, чтобы выйти из «апогея скорби», — за одну ночь напишет лирическую драму «Одержимая», используя древний библейский сюжет. Позже она скажет об этой своей работе: «Признаюсь, что я писала в такую ночь, после которой, верно, долго буду жить, если уж тогда жива осталась».

Цикл её лучших лирических стихов 1898-1900 гг. посвящен Сергею Мержинскому. Он был опубликован только после смерти поэтессы и до сей поры потрясает глубиной и искренностью боли и высоты прекрасного любовного чувства:

«Уста твердят: Ушёл он без возврата,

Нет, не покинул, — верит сердце свято.

Ты слышишь, как струна звенит и плачет?

Она звенит, дрожит слезой горячей.

Здесь в глубине трепещет в лад со мною:

«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»

И в песнях ли хочу избыть я муку,

Иль кто-нибудь сожмёт мне нежно руку,

Иль задушевный разговор ведётся,

Иль губ моих губами кто коснётся —

Струна звенит, как эхо надо мною:

«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»

(«Уста твердят». Перевод А. Островского.)

Леся Украинка, по натуре очень скромная, свои лирические стихи для публикаций отбирала крайне тщательно. Многое из написанного при жизни так и не увидело свет, а академические издания 60-х годов двадцатого столетия давно позабыты. Лишь в её великолепных драмах и поэмах мы видим ярчайшие отблески — отзвуки страстной, поэтичной натуры, способной на глубокое, самоотверженное чувство:

Когда умру, на свете запылают

Слова, согретые моим огнём.

И пламень, в них сокрытый, засияет

Зажженный в ночь, гореть он будет днём…

(» Когда умру». Перевод Н. Брауна.)

Внутренним пламенем чувства объято и одно из самых лучших её творений — драма феерия «Лесная песня». Образ русалки — Мавки, влюбленной в простого деревенского парня, ради которого она покинула озерный, лесной мир и пришла жить к людям, навеян сказками, легендами и поверьями, услышанными в детстве на Волынщине. Поэтесса написала её за десять дней, почти сразу набело, словно выплескивала накопившийся поток слов и образов. Явственна здесь и перекличка с волшебным миром Андерсена, с его «Русалочкой». И с теми воспоминаниями, в которые погружалась Леся, записывая очередные строчки драмы, которую она определила немецким словом marchendrama — сказочная. «Знаете ли Вы, что я люблю сказки и могу их выдумывать миллионы, хотя не написала до сих пор ни одной?» — признавалась она в письме А.Е. Крымскому от 14 октября 1911 года.

«Лесная песня» — рассказ о трагической любви русалочки, погибшей в жестоком и циничном мире людей, с восторгом был принят читателями, но сценическая постановка драмы была осуществлена Киевским театром драмы имени Леси Украинки лишь в середине двадцатого века, в советское время. С тех пор она не сходит с театральных афиш, так же как и другая прославленная пьеса поэтессы — «Каменный хозяин», созданная по мотивам легенды о знаменитом Дон-Жуане, воспетом многими классиками мировой литературы задолго до слабой женщины, писавшей на украинском языке.

Вот что сама Лариса Петровна говорила о создании и замысле драмы «Каменный Хозяин, или Дон-Жуан» в письме А. Е. Крымскому от 24 мая 1912 года: «Я написала Дон-Жуана! Вот того самого, «всемирного и мирового», не дав ему даже никакого псевдонима. Правда, драма (опять драма!) называется «Каменный хозяин», так как идея её — победа каменного, консервативного начала, воплощенного в Командоре, над раздвоенной душой гордой и эгоистичной женщины (донна Анна), а через неё и над Дон-Жуаном, «рыцарем свободы». Не знаю, конечно, что у меня получилось, хорошо или плохо, но скажу Вам, что в этой теме что-то дьявольское, таинственное, недаром она уже скоро триста лет мучит людей. Говорю «мучит», ибо написано на неё много, а хорошего написано мало, на то её и выдумал » враг рода человеческого», чтобы разбивались о неё подлинное вдохновение и самые глубокие мысли. Так или иначе, но вот уже и в нашей литературе есть Дон-Жуан, собственный, оригинальный тем, что написала его женщина, чего не было до сих пор, кажется…»

Новаторство писательницы было не только в том, что она оказалась первой (и единственной!) женщиной, написавшей один «из шедевров о шедевре», но и в том, что впервые Дон-Жуан был показан как тщеславный и эгоистичный человек, ради своих минутных прихотей и желаний готовый пойти на любое преступление. Он под стать гордой, язвительно-насмешливой донне Анне, признающей власть над людьми — даром для избранных, что ценится превыше богатства и любви! Но, презревшие любовь, и Дон-Жуан, и донна Анна замирают в каменном оцепенении Смерти. Финал драмы был ярок и необычен настолько, что многие из зрителей вскрикивали от ужаса, увидев в зеркале на сцене образ Каменного Хозяина — Командора, в которого превратился Дон-Жуан, облачившись в его плащ!

Драма впервые была поставлена в 1914 году М.К. Садовским на сцене Киевского театра драмы и прошла с аншлагом.

А между тем для поэтессы жизнь разыгрывала последние акты её собственной драмы.

Тридцати шести лет от роду, она вновь полюбила. Человека, который на её чувства ответил не менее искренней и глубокой привязанностью — Климента Квитка, учёного, музыковеда-фольклориста, собирателя народных преданий и песен. Мать Леси снова была яростно против всяческих отношений дочери «с каким-то нищим», как она презрительно называла Климента — человека мягкого, замкнутого, стеснительного, пережившего в детстве глубокую личную драму — он рос у приёмных родителей. Но Квитка так страстно привязался к тоненькой, больной женщине с большими печальными глазами, понимающей его с полуслова, что наотрез отказался её покинуть! И, несмотря на весь гнев, Ольга Петровна была вынуждена согласиться на брак дочери, однако, продолжала отравлять её жизнь письмами, в которых всячески порочила Климента, называя его «бесчестным человеком, женившимся на деньгах Косачей-Драгомановых». Здесь её уже трудно было оправдать и понять. Материнская ревность, как и любовь, — глубокий омут!

Молодые отказались от помощи родителей. Все деньги, необходимые на лечение тяжелобольной жены Климент зарабатывал сам. Продавали всё, что можно было продать: вещи, нехитрый скарб, кухонную утварь. Дорожили только библиотекой.

Леся лечилась в Египте и Греции, в Германии и Австрии. Всё было бесполезно. К обострившемуся процессу костного туберкулеза прибавилась неизлечимая болезнь почек.

Она скончалась в г. Сурами (Грузия) первого августа 1913 года. Улетела «на крыльях песни». Осуществилась её давняя мечта: она всегда хотела потрогать руками облака…

Источник

Когда цветёт никотиана

Песня на стихи Леси Украинки (Музыка П. Вайсбург Исполняет Ада Роговцева)

Поэзия Леси Украинки

НАДЕЖДА

Ни доли, ни воли мне жизнь не дала,

Одна лишь, одна мне надежда мила:

Увидеть опять Украину мою

И всё, что мне любо в родимом краю,

На Днепр голубой поглядеть ещё раз,

А там все равно — пусть умру хоть сейчас,

Взглянуть ещё раз на курганы в степях,

Вздохнуть напоследок о пылких мечтах.

Ни доли, ни воли судьбой не дано,

Одной лишь надеждой мне жить суждено.

Перевод В. Звягинцевой

* * *

Шлю зелёный листок тебе ныне,

Этим издали напоминая

Рощи нашего тихого края,

Уголок нашей милой Волыни.

Отзовись же, мой друг, поскорее, —

Слов твоих не слыхала я с лета,

А душа моя жаждет привета,

Как дождя деревцо, зеленея…

И ещё окажи мне услугу,

Просьбу шлю твоей музе такую:

Пусть, кукушкой лесною кукуя,

Оживит она грустного друга!

Да, я нынче печальна, родная,

На суровую сетую долю,

Что мечты заточила в неволю,

Все надежды мои убивая.

Вянут лучшие думы и грёзы,

Как цветы, что порою осенней

Расцветают всего на мгновенье,

Чтоб на солнце взглянуть до мороза.

Но затихнет и зимняя вьюга!

Просьбу шлю твоей музе такую:

Пусть кукушкой лесною кукуя,

Оживит она грустного друга!

Перевод В.Звягинцевой

БАХЧИСАРАЙ

Как зачарованный стоит Бахчисарай.

Сияет месяц золотистым светом,

Белеют стены в дивном блеске этом.

Уснул весь город, как волшебный край.

Серебряным деревьям, миноретам,

Как часовым, доверен сонный рай;

Среди кустов таинственным приветом

Плеснёт фонтан во мраке невзначай.

Природа дышит сладостным покоем.

Над сонной тишью легкокрылым роем

Витают древние мечты и сны.

И тополя, вершинами кивая,

Неторопливо шепчут, вспоминая

Седые были давней старины…

Перевод П.Карабана

ИЗ ЦИКЛА «МЕЛОДИИ»

Ночь была и тиха и темна.

Я стояла, о друг мой, с тобою,

На тебя я глядела с тоскою.

Ночь была и тиха и темна…

Ветер замер печально в саду.

Пел ты песню, я молча сидела,

Песня в сердце тихонько звенела.

Ветер замер печально в саду…

Вдалеке полыхнула зарница.

Что-то дрогнуло в сердце моём!

Словно острым пронзило ножом.

Вдалеке полыхнула зарница…

Перевод В.Звягинцевой

ИЗ ЦИКЛА «МГНОВЕНИЯ»

Талого снега платочки раскиданы…

Реденький дождик да неба свинец,

В робкой траве первоцветы чуть видные —

Это весна, это счастья венец!

Небо глубокое, солнце лучистое,

Пурпур и золото вялых ветвей.

Поздние розы, все в росах, душистые —

Осени вестники… Может, моей?

Что ж, не страшусь я прихода осеннего,

Радует душного лета конец —

Лишь не напомнили б часа весеннего

Реденький дождик да неба свинец.

Перевод В.Звягинцевой

ДЫХАНИЕ ПУСТЫНИ

Пустыня дышит. Ровное дыханье.

Песок лежит — спокойный, золотой.

Но каждая гряда и холм любой —

Всё о хамсине здесь воспоминанье.

Феллах трудолюбивый строит зданье, —

Здесь мимолётных иностранцев рой

Найдёт гостиницу и сад густой.

Феллах могуч: всё — рук его созданье.

Одна беда — оазисы в пустыне

Не для него… Вот он узоры пишет

Под самой крышей… Ткань на нём колышет,

Скользит горячий ветер по холстине,

Пот осушает… дальше по равнине

Летит… опять, опять… Пустыня дышит.

Перевод Н. Ушакова

CONTRA SPEM SPERO!*

Прочь, осенние думы седые!

Нынче время весны золотой,

Неужели года молодые

Беспросветной пройдут чередой?

Нет, я петь и в слезах не устану,

Улыбнусь и в ненастную ночь.

Без надежды надеяться стану,

Жить хочу! Прочь, печальные, прочь!

Я цветы на морозе посею,

В грустном поле, в убогом краю

Те цветы я горючей своею

И горячей слезой окроплю.

И холодного снега не станет,

Ледяная растает броня,

И цветы зацветут, и настанет

День весны и для — скорбной — меня.

Подымаясь с каменьями в гору,

Буду страшные муки терпеть,

Но и в эту тяжёлую пору

Буду песню весёлую петь.

Всю туманную ночку промаюсь,

Буду в темень глядеть пред собой,

Королевы ночей дожидаясь —

Путеводной звезды голубой.

Да! И в горе я петь не забуду,

Улыбнусь и в ненастную ночь.

Без надежды надеяться буду,

Буду жить! Прочь, печальные, прочь!

Перевод Н. Ушакова



There are no comments

Add yours

*