Бездомные инвалиды: интернат лучше, чем улица

3

Бездомные — одни из самых социально уязвимых людей в нашем обществе. Кроме того, что многие из них практически бесправны, ещё и у обычных граждан эта категория находящихся в трудной ситуации вызывает вызывает наименьшее сочувствие. Инвалидов среди бездомных немало, к ним среднестатистический обыватель относится несколько теплее, но всё-таки с пренебрежением — срабатывают те же стереотипы: «сами виноваты», «побираются, а у самих денег больше, чем у меня» и так далее. Мало кто задумывается о том, что вышеупомянутые стереотипы верны далеко не всегда, о том, что средний стаж бездомности в России — семь лет, о том, что в России любому бездомному даже при сильной мотивации сложно вернуться к нормальной жизни — отсутствует законодательный алгоритм, гарантирующий ему это возвращение на определённых условиях. О том, как удаётся помогать бездомным инвалидам, рассказывает директор Санкт-Петербургской благотворительной общественной организации «Ночлежка» Григорий Свердлин:

К нам обращается довольно много людей, имеющих серьёзные увечья, с инвалидностью 1-й и 2-й групп. Наш приют рассчитан на 52 места, и у нас всегда живёт приблизительно человек 20 инвалидов. Как правило, это люди, которые стали инвалидами вследствие жизни на улице. Распространённые причины – обморожения, приводящие к ампутациям частей конечностей, серьёзные ожоги. Вообще я могу с уверенностью сказать, что инвалидов среди бездомных много.

Что касается людей с ментальными отклонениями, то такие люди среди бездомных тоже есть. И в любом случае, среди бездомных таких людей больше, чем среди обычных граждан. Подобные отклонения могут быть как причиной (такого человека легче обмануть с жилплощадью), так и следствием бездомности (выживать на улице, особенно в российских условиях, и оставаться в здравом уме – задача не из лёгких).

Интересно, что когда пару лет назад в Гамбурге я общался с представителями организаций нашего профиля и с самими бездомными, то заметил, что там среди бездомных процент людей, у которых можно предполагать наличие ментальных проблем, существенно выше, чем у нас. Потому, что все люди, у которых таких проблем нет и которые действительно хотят выбраться с улицы, уже с гамбургской улицы выбрались. Я бы даже сказал, что там подавляющее большинство бездомных состоит из двух типов людей: люди с ментальными нарушениями и мигранты, в основном из Восточной Европы. Всем остальным разветвлённая система ресоциализации помогла или помогает в настоящее время. Человек обращается, его куда-то селят, а дальше он работает над улучшением своей жизненной ситуации.

Какие специфические варианты помощи «Ночлежка» предлагает инвалидам или людям, у которых нет такого официального статуса, но очевидно, что им он полагается?

Г. С.: Мы даже подготовили пособие для коллег по устройству людей в дома инвалидов и другие подобные учреждения. Если у человека нет официальной инвалидности, то ему надо проходить МСЭК, оформлять пенсию по инвалидности и дальше при надобности устраиваться в интернат для инвалидов или престарелых. Процедура эта очень длительная, занимает около года, надо собирать очень много документов. Конечно, человеку, который живёт на улице, часто невозможно сделать это без посторонней помощи. Так что если инвалид становится нашим подопечным, то всё время, пока длится процедура его устройства в интернат, он живёт у нас в приюте. В Санкт-Петербурге есть организация, которая помогает именно бездомным инвалидам – «Покровская община», у них совсем небольшой приют. Мест в интернатах тоже не хватает, и потому после оформления всех необходимых документов инвалид ставится на очередь и потом может ещё полгода своей очереди дожидаться. Места в таких интернатах освобождаются в основном, когда кто-то из их обитателей умирает.

Если речь идёт о ментальных инвалидах, то их отправляют в психоневрологические интернаты?

Г. С.: Это очень сложная тема со всех точек зрения. И по закону, и по нашим собственным этическим представлениям, если человек не представляет угрозы для себя или окружающих, его нельзя принудительно помещать в психоневрологический диспансер. Так что мы принудительно никого в ПНИ не помещаем и никогда делать такое не собираемся. У такого человека есть вариант самому обратиться в психоневрологический диспансер за помощью. Есть ещё процедура лишения дееспособности, и тогда за человека решает его опекун. Но в нашей практике не было такого, чтобы мы добивались лишения кого-то дееспособности и брали над ним опеку. На самом деле, люди с ментальными отклонениями – это как раз так категория, которой «Ночлежка» практически не может помочь. Всё, чем мы можем помочь такому человеку – это дать ему кров на какое-то время, чтобы он подкормился, помылся, хоть как-то пришёл в себя и пообщался с нашими психологами-волонтёрами в надежде на то, что они как-то его сориентируют. Вообще, если одинокий инвалид – житель Санкт-Петербурга и может существовать самостоятельно, город должен предоставить ему жильё. Таких случаев у нас было несколько.

А что вообще предлагают бездомному человеку городские власти?

Г. С.: К сожалению, здесь есть немало проблем. В городе есть государственные дома ночного пребывания, общее количество мест в них – 221. А в городе 60000 бездомных. И получить койку в доме ночного пребывания очень сложно для любого бездомного. К тому же, срок пребывания в таком доме – три месяца. А, как я уже говорил, оформление инвалидности и ожидание места в интернате может занимать больше года. Так что дома ночного пребывания инвалидов просто не берут. Иногда бывают среди руководства этих учреждений неравнодушные люди, которые селят инвалидов и позволяют им жить в этих учреждениях дольше трёх месяцев – в обход правил. Такие люди достойны всяческих похвал. На самом деле, в Санкт-Петербурге бездомные инвалиды скорее получат помощь от общественных организаций, чем от официальных городских структур.

А так российские власти предлагают бездомным инвалидам оформлять документы и устраиваться в соответствующие интернаты по месту последней регистрации. Но власти не озадачиваются вопросом, где и как должен жить человек, пока он оформляет все эти бумаги. И ещё большая проблема с термином «место последней регистрации». Многие бездомные оказались на улице, став жертвами мошенников в сфере недвижимости. И бывают очень тяжёлые истории. Например, старушка всю жизнь прожила в Петербурге, её вычислили мошенники – что она одинокая и денег на адвоката у неё нет, потом её обманули, и она обнаружила себя прописанной в Вятке в квартире, где ещё прописано множество народа. А физически она оказалась на улице в Петербурге. В какой-то момент она оказалась у нас в приюте, прожила у нас год. Мы оформили ей инвалидность, но в интернат мы вынуждены отправлять её в Вятку. Мы чувствуем себя в этой ситуации скверно, но ничего не можем поделать. А женщина в этой вятке никогда в жизни не была. В Петербурге у неё воспоминания, здесь у неё родственники похоронены. Но выбор у неё – или в Вятку, или на улицу, других вариантов нет. В нашем приюте она не может жить всегда потому, что на улице ещё сотни и тысячи людей, которые ждут этого места.

Бездомному инвалиду гораздо труднее установить социальные связи в мире обычных людей, чем его более здоровому товарищу по несчастью. С теми, кого вы уже устроили в интернаты, вы поддерживаете какое-то общение? Ведь для кого-то его соседи по комнате в вашем приюте и вы сами, сотрудники и волонтёры «Ночлежки» — это весь круг его знакомств.

Г. С.: Иногда это так и есть. Конечно, каждый раз отправлять человека в интернат морально тяжело. Да, есть хорошие интернаты с неравнодушным, ответственным персоналом, а есть и другие… И даже в хороший интернат отправлять человека нелегко потому, что всё-таки это далеко не те условия, о которых мы все мечтаем с детства, думая про старость. Но и там у человека появляются знакомые и друзья. И, понятно, что интернат – это в любом случае лучше, чем жизнь на улице. Другое дело, что есть интернаты, в которых подопечный рассматривается, как кормушка – у него забирают пенсию и тому подобное…

Но ваш бывший подопечный может обратиться к вам уже из интерната за юридической помощью?

Г. С.: Конечно, может. И с некоторыми людьми мы остаёмся на связи – даже не только в таких печальных случаях. Они нам пишут письма, звонят, мы им звоним. Но есть и те, которые адаптировались к новой среде и уже не так нуждаются в общении с нами.

Игорь Лунёв



There are no comments

Add yours

*