«Работа – I»: помощь людям с инвалидностью на открытом рынке труда

Человек с инвалидностью на открытом рынке труда – в России это нередко означает хроническую безработицу, особенно если речь идёт о человеке с ментальными особенностями. Между тем существует не так уж мало вакансий, в принципе подходящих для людей с не очень тяжёлыми нарушениями. В Санкт-Петербурге уже несколько лет существует центр по трудоустройству выпускников детских домов и молодых людей с ограниченными возможностями «Работа – I», который служит своеобразным «мостом» между работодателями и молодыми людьми с инвалидностью, желающими обрести экономическую самостоятельность. В идеале, подобные государственные структуры должны функционировать по всей стране. В реальности мы видим только один проект в одном городе, и запущен он общественной организацией – благотворительным фондом «Рауль», созданным в 2011 году по инициативе членов правления Шведского общества в Санкт-Петербурге. О проекте рассказывает президент фонда Михаил Кривонос.

— Предыстория нашей организации началась в 2009 году. До этого я не был связан с социальной сферой, занимался предпринимательством. А до этого работал преподавателем. И занимаясь бизнесом, я соскучился по чему-то такому — человеческому. Знакомые предложили съездить в детский дом и подарить детям подарки — такая классическая история. Поскольку у меня тогда не было никакой информации об этой сфере, кроме знания о том, что есть детские дома. И мы поехали в один детский дом, находящийся в Бокситогорском районе Ленинградской области.

Дарили мы детям конфеты, технику и тому подобное. Мы специально выбрали сиротское учреждение подальше от Петербурга, так как оно более нуждается во внимании благотворителей. На тот момент в этой коррекционной школе-интернате VIII вида проживало около 140 детей от 6 до 19 лет с ограниченными возможностями здоровья. И после первой же поездки нам стало понятно, что подарки — далеко не лучший вариант помощи.

Нам было важно найти какую-то устойчивую форму помощи, не вызывающую сомнений. Малейший скепсис в кругу людей, которые давали на это деньги, привёл бы к тому, что это всё бы закончилось. Ведь хочется, чтобы был какой-то смысл в том, что делаешь, смысл не для самого себя, а для того, кому ты помогаешь. И поговорив с детьми, мы поняли что из них мало кто бывал в Петербурге — ведь интернат находится в 300 километрах от города. То есть большинство из них толком не представляло себе ничего, кроме интерната и леса вокруг. И мы решили показать ребятам, что такое большой город, музеи, театры, цирк, кафе, фабрика, чтобы они как-то расширили свой кругозор. Так что в течение двух лет мы заказывали автобусы и организовывали для ребят такую образовательную программу. Каждого из тех, кого направляла администрация интерната, мы свозили в Петербург раза три-четыре.

Потом мы задались вопросом, что происходит с ребятами после того, как они выходят из детского дома. 25-30% ребят переезжают после 18 лет во взрослый психоневрологический интернат. А остальные начинают какую-то самостоятельную жизнь. Тогда мы узнали про систему специальных учебных заведений, при которых есть общежития, где за ребятами уже не так присматривают, как в ДДИ. Получается, что пока им нет 18 и они дети, о них ещё как-то заботятся, а когда им 18-19 лет, и они по степени готовности к взрослой жизни те же дети, то им уделяется крайне мало внимания.

Тогда мы создали фонд, который назвали «Рауль» в честь Рауля Валленберга и который стал специализироваться на индивидуальной помощи выпускникам интерната, в который мы ездили. Один из предпринимателей, кто финансировал наши поездки, Дэвид Келлерман, стал соучредителем фонда и выделил деньги на первый год работы. В 2011 году фонд начал работу: была написана программа, подобраны тьюторы для ребят, которые в том году выпустились из интерната и оказались в Санкт-Петербурге.

— Как вы составляли программу помощи? Ведь раньше вы не занимались подобными социальными проектами.

— Нам помогли эксперты по социальной адаптации из благотворительного фонда «Корчаковский центр», более десяти лет работавшие с выпускниками детских домов. Но поскольку специалистов мы могли привлечь немного, то решили создать организацию, рассчитанную на привлечение внимания неспециалистов, таких же, как мы сами. У нас были чёткие критерии эффективности программы, понятные любому. Например, не умел жить самостоятельно — научился, живёт в своей квартире, никогда не работал — устроился на работу и тому подобное: повышение уровня образования, освоение более сложных профессий.

Но мы столкнулись с проблемой. То, что является социально приемлемым поведением с точки зрения бизнеса — это очень далеко от того, что нужно самим ребятам. Многим из них не так уж хочется устраиваться на работу до 22—23 лет, ведь пока они учатся в специальных заведениях, они находятся на иждивении государства. У них не возникает стимула становиться экономически самостоятельными. И до 2014 г. мы занимались ребятами, каждый год выпускавшимися из интерната: для каждого из них составлялся индивидуальный план, а потом тьюторы помогали им учиться элементарным вещам — ездить в транспорте, ходить к врачу, готовить, делать и так далее, а также мы находили им репетиторов, помогали устраиваться в вечерние школы и на работу.

В программе приняло участие способных и заинтересованных получать более серьёзное образование 35 человек, получилось это у 8 человек. Принимали мы и ребят из других интернатов, когда были места. У нас было три штатных тьютора, на каждого приходилось от 6 до 10 воспитанников, для каждого из которых программа была рассчитана на 3 года. Так как сами являемся членами предпринимательского сообщества, у нас получилось открывать своего рода учебные вакансии в различных компаниях — ведь мы уже знали, что могут наши подопечные. Также мы помогали ребятам, сотрудничая с несколькими организациями-партнёрами – негосударственными социальными гостиницами, которые позволяют приобрести навык самостоятельной жизни, причём на несколько лет.

— Но ведь ребятам полагается жильё от государства.

— Да, жильё полагается, но в том районе города или области, где их родители лишились родительских прав. Нередко это очень глухие места, где с начала 90-х практически ничего не изменилось, и рабочих мест для ребят там нет. А в Петербурге работа есть, квартиру или комнату можно снять, а если кто-то получил жильё в области, то постараться его сдавать. И наш план подготовки ребят к самостоятельной жизни был хорошим, но чуть меньше половины из них в течение этих трёх лет не хотели особо напрягаться. В процессе этой работы мы увидели, что поскольку у каждого из ребят очень сильная нехватка близкого человека и эта нехватка у многих ребят переносилась на тьюторов. То есть были такие, кто занимался с тьюторами уже не ради социальной адаптации, а ради общения. И очень сложно понять, появилась у человека мотивация к самостоятельной жизни или он просто хочет сделать вам приятное. Ведь у ребят на фоне такого драматического взросления очень обостряется способность к манипуляции.

Часто они говорят нам не то, что они на самом деле думают, а то, что, как они думают, мы от них хотим услышать. Для нашей организации это был серьёзный тупик. Вообще проблема распределения ответственности между предоставляющим блага и благополучателем знакома многим организациям. Но устройство на работу — это очень понятный критерий эффективности нашей работы, как для нас, так и вообще для всех, кто не очень разбирается в социальной проблематике. В этом виден социальный эффект. Так мы решили сосредоточиться именно на трудоустройстве. Тем более, что это был поводом распространить нашу деятельность на большее количество нуждающихся. Ведь предприниматели, которые уже взяли на работу наших подопечных, оказались готовы предоставить и ещё вакансии. И помощь безработным стала основным направлением фонда «Рауль».

— Как вы находите подопечных? Как они про вас узнают?

— Государственных и общественных организаций, помогающих молодым людям с инвалидностью – выпускникам детских домов, имеющих нескольких подопечных, которым нужна работа, в городе немало. И мы решили создать для них сервис по трудоустройству.

— У вас были какие-то преимущества в этой теме потому, что вы сами из бизнес-среды?

— Да, у нас никогда не было острой проблемой найти вакансии для наших подопечных. Сейчас с этим стало посложнее. А года три назад у работодателей была проблема найти, например, разнорабочих.

— И они готовы брать людей с различными нарушениями?

— Можно договориться. Большинство, конечно, не готово. Но нам и не нужно большинство. В Петербурге, 5-миллионном городе, работодателей очень много. И даже если 5% из них будут брать на работу людей с инвалидностью, это уже хорошо.

Мы приходим к работодателю, находим в его производстве нишу, а потом уговариваем его создать вакансию. Большинство помогающих людям с инвалидностью государственных и общественных организаций устраивают на работу конкретных подопечных. Так же поначалу делали и мы. А подопечные порой рассуждают так: «Меня устроили на работу, если что, и ещё раз устроят, поэтому я не буду особо напрягаться». А у работодателей возникают нарекания и недоумения: «Он хочет или не хочет работать? Если хочет, то почему он, например, приходит не вовремя?»

Поскольку изначально у нас была сильная тьюторская программа, то ребята нас не очень сильно подставляли перед работодателями. Но всё же проблема есть: когда не сам человек занимается своим трудоустройством, а кто-то его трудоустраивает, то роль самого благополучателя оказывается пассивной и у него исчезает мотивация. И тогда мы решили не искать вакансии для безработных, а наоборот, искать работников для работодателей. Мы узнаём, что в организации открыта вакансия или помогаем эту вакансию открыть, а потом ищем среди подопечных разных организаций ребят, которые в этих вакансиях действительно заинтересованы. То есть мы осуществляем подбор персонала и стараемся обеспечить исключительно двухсторонние отношения между работодателем и кандидатом.

— Сейчас вы помогаете только молодым людям с инвалидностью — выпускникам детских домов?

— Мы работаем с организациями. И сейчас мы помогаем не только безработным выпускником детского дома, есть ещё две группы – выпускники коррекционных школ и просто молодёжь с инвалидностью. Все наши кандидаты в возрасте от 18 до 29 лет.

— Какие вакансии наиболее распространены?

— Конечно, это неквалифицированный или малоквалифицированный труд: охранники, кассиры и так далее. Есть категория кандидатов — просто выпускники детских домов, без каких-то физических или ментальных нарушений. Для них выбор вакансий шире, так как у них ограничений по здоровью меньше. Есть предприятия, получающие государственные субсидии на создание рабочих мест для людей с инвалидностью. И такое предприятие может получить субсидию на покупку тех или иных станков, а потом искать кандидатов с инвалидностью, готовых обучиться и работать на этих станках. Но у предприятий очень маленькая база контактов в социальной сфере. А мы узнаём о вакансиях и рассылаем информацию по партнёрским организациям из социальной сферы, а эти организации присылают к нам кандидатов.

— С какими организациями из социальной сферы вы сотрудничаете?

— В основном это государственные реабилитационные центры, специальные ицеи для выпускников коррекционных школ, профессиональные коррекционные лицеи,  общественные организации – например, «Антон тут рядом», «Ночлежка». Но люди с инвалидностью, способные работать на открытом рынке труда, редко попадают в поле зрения общественных организаций. Среди подопечных общественных организаций много ребят непростых, которым нужно защищённое трудоустройство, а мы этим не занимаемся.

Часть подопечных таких организаций, как, например, ГАООРДИ, «Кедр», «МастерОК», могли бы работать на открытом рынке труда, но нужно создать систему трансфера между защищённым и открытым рынком, чтобы был налажен переход туда и обратно в случае необходимости. Например, в Финляндии всё именно так и организовано: человеку с инвалидностью даётся несколько попыток выйти на открытый рынок труда — в результате человек постоянно занят, только эти работы разных уровней сложности. Так он постепенно адаптируется к открытому рынку. В России мы такую систему пока не создали. И некоммерческим организациям, помогающим людям с инвалидностью, нужно больше ресурсов.

В Петербурге мы постоянно предоставляем им информацию о вакансиях, но приходит пока немного народа. Есть ещё одна проблема: большинство общественных организаций ориентировано на защиту прав своих подопечных. Они говорят о праве каждого человека на труд. И это совершенно правильно, но неэффективно при общении с работодателями. Потому, что право каждого на труд вовсе не предполагает обязанность работодателя обеспечить конкретному кандидату возможность трудиться.

Надо понимать, что если предприятие берёт на работу людей с инвалидностью, у него могут упасть экономические показатели. И если в этом случае сотрудника увольняют, мы воспринимаем это нормально, мы видим в этом для самого сотрудника социальный эффект — он должен понимать, что если он будет работать плохо, то с трудоустройством у него будут проблемы. Работодателю же важна наша поддержка в принятии решений, он может советоваться с нами — увольнять или не увольнять сотрудника, или сделать что-то ещё, чтобы как-то наладить производство, сохранив рабочее место за нашим кандидатом. У работодателя, конечно, есть социальная мотивация, но если падает экономика, то далеко на одной социальной мотивации он не уедет.

— Может ли к вам обратиться за помощью в трудоустройстве человек с инвалидностью просто со стороны, частным порядком?

— Мы это не приветствуем потому, что в этом мало смысла. Большая редкость, когда человек с инвалидностью не может найти работу и при этом никогда не обращался с этой проблемой ни в одну социально ориентированную организацию. Мы никого не выгоняем, но ведь мы не ищем вакансии для кандидатов, мы предлагаем вакансии, и кандидаты, узнав о них через организации, приходят к нам, уже имея в виду конкретную работу. Ещё нам важно, чтобы у кандидата был кто-то вне нашей организации, к кому мы можем обращаться за консультациями в случае возникновения каких-то вопросов, проблем. Ведь поскольку многие наши кандидаты долго пробыли без работы, у них большие сложности с трудовой дисциплиной и тому подобным.

— Многим вам удаётся помочь?

— За прошлый год к нам обратились более 500 кандидатов. Из них устроились на работу 118 человек. Нормально закрепились на работе с первого раза 73 человека.

— Сколько вы даёте человеку попыток?

— Неограниченное количество. До того, как кандидат попадает к работодателю, он проходит, как правило, два собеседования у нас. Наши специалисты — не социальные работники, а профессиональные рекрутёры, которые хорошо понимают, что нужно работодателям, и объясняют это кандидатам очень подробно. То есть у кандидата с нами получается три контакта: телефонный звонок (это обязательно, к нам приходят только после звонка), первая консультация у нас и вторая консультация уже под конкретную вакансию. И уже потом собеседование у работодателя, который и принимает решение.

— Продолжаете ли вы помогать молодым людям с инвалидностью с социальной адаптацией?

— Мы продолжаем работать над социальной адаптацией, но выпускников детских домов, в том числе коррекционных. В нашей новой программе ребята могут общаться с тьюторами по мере надобности, но уже не в индивидуальном, а в групповом формате и без постановки целей. И сейчас мы готовим к запуску ещё программу индивидуальных тьюторских социальных услуг, но уже для обучения конкретным навыкам: например, нужно человеку научиться ездить на метро — он занимается с тьютором.

Источник http://philanthropy.ru/

There are no comments

Add yours

Отменить ответ

Comment

Name

Email

Url

Введите код с картинки (CAPTCHA) *