Уля Хашем: мы не хотели играть в «магазин детей»

Уля недавно стала приемной мамой малышки Майи. О том, что побудило ее пойти на этот серьезный шаг, как не растеряться, не уйти в отчаянье, сохранять терпение при достижении цели, — в истории Ули.

Записала Иоланта Качаева («Измени одну жизнь»), специально для проекта «Жизнь без преград»

«Подготовительный» этап

В свое время в течение года я помогала фонду «Волонтеры в помощь детям-сиротам». В отделении Морозовской больницы находились дети с разной неврологией и разных возрастов, все — из интернатов и детдомов. Это был очень тяжелый опыт для меня. В игровой 12 детей, 90% из них требуют твоего внимания, нужно брать их на руки, читать им книги, играть с ними в конструктор, в доктора или разгадывать кроссворд. Их желание понятно (воспитательница в больнице только следит за порядком), отказать невозможно.

Я видела, насколько отличается поведение этих детей от домашних. Они нещадно лупили и обзывали друг друга такими страшными словами, что мне было не по себе. Это дало понимание, что дети из детдомов — это не только большие глаза, наполненные надеждой найти новую семью (как их рисует социальная реклама). Смогла увидеть, как травмированы эти дети, и поняла, что они нуждаются в большом количестве внимания, заботы и любви.

Но я не рассчитала свои силы. За несколько часов, проведенных в Морозовке, я очень уставала, едва хватало сил, чтобы дойти до кровати и до утра не вставать с нее. Конечно, постепенно смогла настроить работу там, начала получать удовольствие. Но в любом случае, тогда я сильно разочаровалась в себе — не ожидала, что мне будет так сложно и эмоционально, и физически.

В фонде «Вера» у меня в попечении около 50 семей с тяжелобольными детьми и молодые люди до 25 лет с неизлечимой формой рака, с генетическими, нервно-мышечными, обменными и другими заболеваниями. Такие диагнозы не дают уверенности в том, что человек может дожить до взрослого возраста, и значительно влияют на качество жизни всей семьи. За кого-то дышит аппарат искусственной вентиляции легких, за кого-то — бипап, у кого-то возле кровати всегда стоит кислородный концентратор, у кого-то в горле трубка для дыхания, кто-то может есть только через трубочку через нос, у кого-то трубка в животе. Почти все эти ребята не могут самостоятельно ходить и даже сидеть. У некоторых — сильные боли. Детей, которые чувствуют себя хорошо, могут общаться и играть, — единицы. Добиться необходимой материальной и профессиональной поддержки таким ребятишкам очень сложно. Семьи остаются один на один с диагнозами, симптомами, болью и страхом смерти.

ШПР, видеоанкеты, опека…

Желание взять ребенка появилось и у меня, и у мужа задолго до знакомства друг с другом, поэтому уговаривать никого не пришлось. Для нас не было принципиальным, будет ли это биологический ребенок или приемный.

В январе 2014 года мы с мужем пошли в школу приемных родителей (ШПР). Я рассчитывала, что за два месяца занятий у нас сложится четкая картина действий, которые нам надо будет осуществить, чтобы усыновить ребенка. Но в итоге возникла еще большая путаница, чем до занятий в школе: три лектора давали разную информацию по одним и тем же вопросам. Зато ШПР помогла нам всерьез обсудить то, что нас ждет — не на бегу и на ходу, как мы это делали. Мы обсуждали каждое занятие в школе — это очень объядиняет и помогает подготовиться к принятию ребенка в семью. Важно, чтобы оба родителя были готовы к тем изменениям, которые произойдут в семье.

После ШПР мы приступили к медицине, для меня это был самый мучительный момент: потребовалась целая неделя, чтобы пройти всех специалистов. Все эти дни мы с мужем не работали, только посещали врачей.

Когда мы отнесли все документы в опеку я начала активно смотреть детей на разных сайтах, в том числе, где есть видеоанкеты. Мы планировали найти девочку от 1,5 до 5 лет, но иногда я поглядывала и на братьев и сестер, и на близнецов. Большинство информации оказалось неактуальной: у детей уже появились новые родители или их биологические решили забрать их.

У нас с мужем была установка — мы не хотели играть в «магазин детей», ездить по домам ребенка и выбирать. Нам казалось это циничным, речь ведь шла о живом человеке, а не о дизайнерской вещи. В какой-то момент наступило отчаянье. Где же дети и как искать? Мои друзья, недавно усыновившие ребенка и работающие в этой области, сказали, что нужно объехать опеки и оставить там заявления с просьбой оповестить, если у них окажется ребенок подходящий по полу и возрасту.

Майское знакомство

Накануне майских праздников я вновь просматривала федеральную базу детей, зная уже многих наизусть. Случайно наткнулась на фотографию девочки. Снимок был ужасный — лицо малышки было нахмуренным. Рассчитывая на то, что большинство кандидатов на такое фото не позарятся, я решила позвонить и узнать, свободен ли ребенок, к какой опеке Подмосковья относится.

Узнала, договорилась в первый рабочий после майских праздников приехать и взять направление. По телефону предупредили: ребенок «национальный». Меня немного смутила серьезность, с которой это было произнесено.

Выходные провела в переживаниях: вдруг на девочку уже выдали направление другим людям или кто-нибудь успеет до нас, 5 мая, взять направление на нее. Наконец мы с Сашей поехали в опеку, потом — в дом ребенка. Нам безумно хотелось познакомиться с Майей. Но в доме ребенка нам сказали, что нет главврача, поэтому девочку сегодня нам не покажут. Мы вернулись в Москву.

Дом ребенка, в котором находилась Майя, специализированный, для детей с поражениями центральной нервной системы и нарушениями психики. Думаю, что каких-то потенциальных усыновителей могло спугнуть такое название. На деле же в таких специализированных учреждениях очень много здоровых детей, поэтому бояться не стоит.

На следующий день мы приехали вновь, познакомились с главным врачом, которая поспешила рассказать нам про все «болезни» ребенка. Я знала, что у нас очень популярна гипердиагностика, особенно маленьких детей. Изначально не особо доверяла и не боялась перечня диагнозов. На протяжении 15 минут главврач нам зачитывала «список» Майи, проскользнули фразы «ужасная неврология», «сильно отстает в развитии». Мне стало не по себе, каждый произнесенный диагноз производил все более гнетущее впечатление.

Принесли девочку 3,5 месяцев. Когда я увидела Майю, стало очевидно, что все эти диагнозы — ни о чем. Я потом много раз думала, зачем нам все это говорили? Утешаю себя тем, что врачи хотят перестраховаться, что для них важно, чтобы ребенка не вернули обратно, если вдруг какой-то диагноз всплывет. Как я и думала, Майя в жизни оказалась совершенно не похожа на ту ужасную фотографию, которая была представлена в федеральной базе. Первая встреча длилась всего две минуты, мы даже не смогли подержать ее на руках.

10 ступенек к переменам

По словам главврача, нам как приемным родителям необходимо было посетить девочку 10 раз, прежде чем забрать ее домой. Мы приезжали, проводили с нею время в игровой комнате, держали ее на руках, разговаривали с ней. Но в четвертый раз нам сказали, что она заболела, и смотреть на нее «не положено».

В течение недели я только звонила в дом ребенка, переживала, что все так растягивается. Неделю заняла подготовка ее документов для передачи в опеку. Там их готовили еще 4 дня. В общей сложности Майю мы забрали домой только через месяц после того, как первый раз увидели. Сейчас она оформлена под опеку, но мы уже подали заявление в суд об удочерении.

Первый день жизни вместе был самым безумным. Спать не пришлось: беспокоилась о том, как мы поедем за Майей, что опека не успела подготовить документы, что дом ребенка к чему-нибудь придерется… Но все прошло хорошо. Обратно доехали почти без пробок. Начали стекаться родственники. В ШПР предупреждали, что первый месяц стоит воздержаться от визита гостей, надо присмотреться к другу, настроиться на одну волну. Но я проигнорировала их предупреждение. В итоге к концу вечера безумно устали мы все: и я, и Майя, и Саша.

В первые дни я была напряжена, мне надо было полностью перестроиться, осознать, что теперь моя жизнь очень зависит от потребностей Майи. К тому же появилась постоянная тревога о том, что ее жизнь в моих руках. Меня придавило чувство ответственности. Теперь, если случаются напряженные дни, то мы все время вспоминаем это и смеемся над тем, что было бы, если бы мы взяли сразу двух малышей. И все же все беспокойства и сомнения, которые у нас были — это обычные переживания родителей: как и что лучше сделать, как кормить, какой режим установить или не устанавливать вообще, как подстраиваться под потребности ребенка?

Впервые в жизни выходные стали моими любимые днями. Раньше я ужасно скучала, все время пыталась заполнить их надуманнными делами. А теперь — с нетерпением жду. Мы все время проводим втроем, это очень кайфово! И муж прекрасно справляется с уходом за Майей, для меня это огромная поддержка.

Вдохновляли люди

Нас с Сашей все очень поддерживали. У нас есть друзья, которые уже усыновили ребенка, и они нам много помогали. Многие знакомые, когда узнавали, что мы планируем заняться усыновлением, предлагали познакомить с людьми, которые уже усыновили, чтобы мы могли задать интересующие нас вопросы. Я не хотела беспокоить людей, поэтому звонила на горячую линию «Волонтеров в помощь детям-сиротам» 8 800 700 8805 (с 10 до 20 мск).

Здорово воодушевляли люди, которые усыновили детей и писали про это в блогах или в соцсетях. Когда все наши процессы были в разгаре, Катя Марголис удочерила двух девочек, и ее истории с фото новой семьи в Facebook очень вдохновляли. Спасибо и Оле Свешниковой за то, что делится своей радостью, и этим поддерживает других.

***

Если вы решили усыновить ребенка, то для начала нужно развеять все страхи и сомнения. Школа приемных родителей — хорошее место для того, чтобы это проработать и еще раз все обдумать. А потом, уже будучи уверенным в своем решении, прислушиваться только к своим чувствам. Советчиков всегда находится миллион, но это ваша жизнь, поэтому добивайтесь того, что вам нужно. Не зацикливайтесь на преградах, тогда они будут совсем незаметными!

There are no comments

Add yours

Отменить ответ

Comment

Name

Email

Url

Введите код с картинки (CAPTCHA) *