Он лежал в небольшой канавке и чувствовал, как земля под ним набухает от крови. Его крови. Она струилась по телу из трех ран: горячим ручьем стекала с головы по щеке и шее, из распаханного бока липкой лужей растекалась по животу, пропитывая тельняшку и камуфлированную куртку, с противным хлюпаньем вырывалась из развороченной ступни. Своего тела он практически не ощущал – его заполнила боль, бороться с которой уже не было сил.
– Офицер, сдавайся! – Сквозь замутненное сознание он уловил голоса подступавших к нему боевиков. – Лечить станем, жить будешь…
С трудом приподнял словно налитые свинцом веки. Вот они, четверо, совсем близко, метров восемь-десять до них, не больше. Он может срезать их одной очередью: последний магазин в автомате практически полон, стоит только нажать на спусковой крючок и слегка повести стволом… Но вслед за этими четырьмя придут другие, которые прячутся где-то поблизости, внимательно наблюдая за ним, истекающим кровью.
В том, что его хотят захватить непременно живым, он уже не сомневался. «А может, действительно сдаться? – молнией пронеслась шальная мысль после очередного приступа дикой боли. – Да нет, о чем ты… Документы в кармане, там звание, должность, все прописано… Старший лейтенант, командир группы спецназа… Опять же краповый берет за пазухой…». Он сунул слабеющую руку за отворот куртки. Пальцы коснулись набухшей от крови материи. «Вот он, здесь… Нет, в живых все равно не оставят… Значит, делать будем так…»
Левая рука офицера медленно отодвинула в сторону автомат и скользнула обратно к груди, навстречу правой, которая, выползая из-под камуфляжа, вырвала из кармана разгрузки ребристую «эфку». Показав гранату подступавшему к нему бородатому квартету, он плотно прижал ее к животу, одновременно просунув указательный палец левой руки в кольцо предохранительной чеки.
– Ну, давайте… Я готов.
Боевики замерли, переглянулись.
И стали медленно пятиться…
Проблема выбора жизненного пути перед Тарасом Исаковым никогда не стояла. Во второй половине 1980-х годов юношей вообще не нужно было заманивать в военные училища маковым калачом, конкурс в любой из военных вузов неизменно составлял несколько человек на место. Многие мечтали стать десантниками, моряками, летчиками, танкистами, ракетчиками. А он решил пойти по стопам отца – стать офицером внутренних войск МВД. Полковник Мамаджон Исаков был человеком удивительной судьбы: в составе 31-й воздушно-десантной дивизии воевал на фронтах Великой Отечественной, после победного мая сорок пятого продолжил службу в войсках правопорядка, дорос до командира полка. Любимому делу отдавал всего себя без остатка, потому и ушел из жизни рано – всего-то в пятьдесят один год, когда сыну не исполнилось и пяти лет.
Семья Исаковых жила в то время в Средней Азии. Заботы о воспитании сына целиком легли на плечи матери, Александры Николаевны. Из сына она постаралась вырастить настоящего мужчину, и это у нее получилось сполна. С восьми лет Тарас начал заниматься боксом, тренируя тело, волю и характер. И еще в средней школе выполнил норматив мастера спорта. Парню, пошедшему в первый класс в шесть лет, на момент выпускных экзаменов не исполнилось семнадцати, и, чтобы не терять год, Тарас поступил в профессионально-техническое училище, где приобрел специальность монтажника радиоаппаратуры. И только в 1989-м подал документы в Новосибирское высшее военное командное училище МВД СССР.
Отменная физическая подготовка, помноженная на упорство в достижении поставленной цели, плюс здоровая амбциозность – если быть, то быть первым! – сразу выделили курсанта Исакова среди других первокурсников. С жадностью он впитывал все, чему учили преподаватели, показывал отличные результаты по всем предметам. При этом всегда стремился узнать больше, чем было предусмотрено программным курсом, много читал. Уже через полгода Тараса назначают командиром отделения, а чуть позже – и командиром курсантской группы.
Четыре учебных года пролетели быстро. И вот уже на плечах лейтенанта Исакова поблескивают золотые погоны, а в руке зажат красный диплом. Радость от воплощения детской мечты была омрачена тем обстоятельством, что до этого светлого дня не дожила мама: Александра Николаевна скоропостижно скончалась, когда Тарас заканчивал первый курс…
При распределении ему предложили остаться курсовым офицером в родном училище. Но он свой выбор сделал уже давно:
– Хочу служить там, где сложнее, труднее всего. Там мое место, там я буду нужнее.
И отправился на Северный Кавказ, к тому времени уже вовсю сотрясаемый кровавыми национальными междоусобицами.
Учебная рота специального назначения «Тайфун» новочеркасского полка 100-й дивизии оперативного назначения внутренних войск, в которой началась офицерская служба лейтенанта Исакова, летом 1993 года базировалась под Владикавказом, работая, вместе с другими подразделениями в зоне осетино-ингушского конфликта. Так что молодой офицер попал, как говорится, из огня да в полымя: командир части, бегло пролистав личное дело Тараса, отрядил его не на десятидневные сборы лейтенантов-выпускников, а сразу на «передовую».
Постигать все премудрости командирской науки лейтенанту довелось в непростой обстановке: с августа по октябрь, что длилась его первая горячая командировка, столкновения с боевиками и просто преступниками случались у спецназовцев почти каждый день. Перестрелки, поножовщина, кража людей, нападение на сотрудников милиции и военных с целью захвата оружия – все это стало почти обыденностью среди еще недавно мирно живших друг с другом соседей. И воинам войск правопорядка в этих условиях приходилось быть не только дипломатами и миротворцами, но и разделительным барьером меж двух народов, взбаламученных доморощенными политиками.
Подразделение лейтенанта Исакова действовало в составе маневренных групп, проводя специальные и разведывательно-поисковые мероприятия. Спецназовцы прочесывали местность, выставляли заслоны и засады на путях возможного движения отрядов боевиков и всевозможных «ополченцев», считавших, что на «своей» земле они могут творить все, что им вздумается. Единственный язык, который понимали эти горячие головы, был язык силы…
Как-то ночью во время комендантского часа вблизи блокпоста внутренних войск показался БТР без опознавательных знаков. Из люков подкатившей почти вплотную к КПП машины повылезали крутого вида ребята и принялись качать права, сначала требуя открыть шлагбаум, а потом и вовсе убрать блокпост с трассы.
Попытки офицеров словами вразумить непрошеных гостей натолкнулись на глухую стену непонимания. А вполне законное требование предъявить документы вообще было воспринято как личное оскорбление. Взревев двигателем, БТР сдал назад, набирая дистанцию для разгона. Не знали ночные визитеры, что на блокпосту в тот вечер заночевала группа спецназа…
Предупредительные выстрелы в воздух, произведенные офицером, не возымели действия. Громада бронетранспортера стремительно приближалась к блокпосту. И тогда по нему заработали автоматы и пулемет спецназовцев. Несколько точных очередей по смотровым триплексам – и БТР «ослеп», машину повело в сторону, занесло, она боком ударилась о бетонные плиты ограждения блокпоста… Дальнейшее было делом техники. Пара дымовых гранат в люки – и вот уже чихающий и кашляющий «экипаж», словно мореные дустом тараканы, вылезает наружу, забыв и думать о каком-либо сопротивлении…
В январе 1994 года взвод лейтенанта Исакова перебросили в Малгобек. Задачи все те же: нейтрализация бандформирований, изъятие незаконно хранящегося оружия. В один из первых дней февраля бандиты совершили дерзкую вылазку в поселок Майское, обстреляли несколько домов, ранив людей, и безнаказанно скрылись в лесу. Спецназ получил приказ найти и обезвредить преступников.
Прочесывая, квадрат за квадратом, участок горного леса, Исаков с бойцами наткнулся на дневку бандитов, которые то ли по неосторожности, то ли от ощущения вседозволенности даже не потрудились выставить охранение. Лежали в обнимку с оружием и посапывали, отдыхая после своих «подвигов»! Спецназовцы, обалдевшие от такой наглости, поначалу даже не знали, как им поступить. Можно было тут же перестрелять всю эту мразь, которая даже не успела бы пошевелиться. Но лейтенант принял иное решение: у спящих аккуратно, не потревожив никого из них, вытащили автоматы, после чего обложили плотным кольцом. А дальше все было, как в кино.
Пара очухавшихся боевиков попыталась было броситься на спецназовцев с ножами. Но вмиг оказались на земле с заломленными назад руками. Остальные благоразумно подняли руки вверх. И уже через час группа Исакова передавала сотрудникам милиции полтора десятка разоруженных головорезов вместе со всей их амуницией и вооружением…
Так проходила лейтенантская юность Тараса Исакова.
4 июня 1994 года он сдал экзамен на право ношения крапового берета. В тот день на полигоне отряда «Росич» собрались 137 кандидатов со всех рот специального назначения Северо-Кавказского округа внутренних войск. В итоге после изнурительного марш-броска, огненно-штурмовой полосы, высотной подготовки и рукопашных схваток спецназовскую святыню получили всего лишь 17 человек. Одним из них был лейтенант Исаков.
Ближе к осени «Тайфун» снова вернули во Владикавказ. Здесь из нескольких групп специального назначения был создан сводный отряд спецназа. Для чего? Тогда вслух никто ничего не говорил. Но по тому, как усиленно занимались боевой подготовкой, ежедневно отрабатывая тактические задачи по уничтожению вооруженных групп в зданиях, на технике, в лесистой местности, чувствовалось, что спецназ готовят к чему-то очень серьезному. Учились работать стремительно, дерзко и в то же время – расчетливо, осмотрительно, действовать в составе не только взводов, но и малых групп.
Час, когда все полученные навыки сполна пригодятся спецназовцам внутренних войск, неумолимо приближался: наступала зима 1994 года…
11 декабря федеральные войска были введены на территорию Чечни для восстановления конституционного порядка в самопровозглашенной республике. А уже через неделю в районе Закан-Юрта подразделение спецназа, в составе которого действовал и старший лейтенант Исаков, вступило в первый бой. Проводя разведку маршрута движения одной из армейских частей, Тарас с бойцами вышли на опушку леса, остановились, оценивая обстановку, прислушались. До ушей разведчиков донесся звук работающих моторов. Это было более чем странно: ни о каких воинских частях, которые действуют в данном квадрате, командование разведчиков не предупреждало. «Скорее всего кто-то из соседей заблудился, отбился от основной колонны и блуждает по проселкам», – пронеслось в голове старлея. Но помня, что в разведке надо быть готовым к любым неожиданностям, Тарас дал команду занять позиции и приготовиться к бою. И вовремя!
Метрах в трехстах от спецназовцев, лениво переваливаясь на рытвинах, из леса в поле выползла БМП, на броне которой сидело с десяток увешанных оружием бородачей. А вслед за ней, также не спеша, выкатилась… пусковая установка реактивной системы залпового огня «Град». Боевики, а в том, что это были именно они, у спецназовцев уже не оставалось ни малейших сомнений, тут же принялись готовить машину к стрельбе. Еще несколько минут, и в сторону армейских колонн понесутся огненные стрелы реактивных снарядов. И легко представить, какой ад начнется там, за лесом.
Действовать предстояло незамедлительно. Тарас взял у бойца гранатомет, тщательно прицелился. Граната, выпущенная офицером, впилась между задними осями машины. Воздух сотряс мощнейший грохот. Еще не осела поднятая взрывом земля, а по боевикам уже дружно ударили автоматы спецназовцев. Их трескотню перекрыл второй взрыв – Исаков, довершая начатое, всадил вторую гранату в кабину установки. Все, дело сделано: противник обнаружен, внезапное нападение колонне не грозит. Но поручиться за то, что на подмогу основательно потрепанным «батарейцам» не подтянутся основные силы боевиков, лейтенант не мог. И потому скомандовал отход: ввязываться в затяжной бой не входило в задачу разведчиков…
Позже старший лейтенант Исаков и его бойцы участвовали в кровопролитных январских боях на улицах чеченской столицы. Именно они выводили из района железнодорожного вокзала блокированные там подразделения майкопской бригады. Много и эффективно работали по подавлению огневых точек боевиков, ликвидировали нескольких снайперов, особо затруднявших продвижение подразделений по грозненским кварталам.
Только к концу первой новогодней недели Тарас получил распоряжение вывести подразделение в расположение основных сил отряда. Когда прибыл к командованию на доклад о результатах работы, первое, о чем спросили офицера: каковы потери во взводе?
– Потерь нет, все живы, – спокойно, как само собой разумеющееся произнес едва державшийся на ногах от усталости старший лейтенант.
И это было самым удивительным. Исакову действительно удалось сделать, казалось бы, невозможное – вывести из той январской мясорубки живыми и невредимыми двадцать восемь бойцов своего взвода. Всех до единого!
А боевые действия на территории Чечни продолжались. 6 марта батальонная тактическая группа мотострелкового полка, усиленная двумя танками и взводом спецназа внутренних войск на двух бронетранспортерах, получила задачу взять под контроль перекресток дорог, располагавшийся практически на въезде в Самашки, оборудовать там опорный пункт, перекрыв пути вероятного движения бандформирований.
Заняв позиции в указанном районе, подразделения начали закапываться в землю.
Ближе к вечеру на дороге, ведущей из Самашек, появился крытый тентом «Урал». В кабине находились двое, пожилые мужчина и женщина, русские. Спецназовцы остановили автомобиль для досмотра, спросили, что за груз. Оказалось, что эти двое представляли какую-то общественную организацию, ездили по окрестностям и собирали тела погибших, оставшиеся на местах недавних боев. Проверили: действительно, полный кузов мертвяков. Не наши, не военные, чеченцы, скорее всего – боевики. Отпустили этот «катафалк» с миром. Но машина проехала буквально метров двадцать-тридцать и остановилась. Женщина, когда к ней подошли уточнить, в чем, собственно, дело, открыв дверь, быстро заговорила полушепотом: «Сынки, уходите отсюда быстрее! В селе почти две тысячи боевиков, как только стемнеет, они придут по ваши души. Всех убьют».
Информация, мягко говоря, была не из радостных. Боевики нарочно отрядили эту труповозку с русским водителем и сопровождающей женщиной. Скорее всего надеялись, что машину завернут обратно в село, а они их расспросят, сколько примерно на том перекрестке человек окапывается, какая техника имеется. Глаза-то у каждого человека есть. А когда нож к горлу приставят, расскажешь все, что видел…
В общем, машине дали свободно проехать и тем самым немного спутали планы боевиков: сведений о спецназовцах они не получили. Наши же знали их примерную численность и ближайшие планы. Но легче от этого никому не стало. А тут еще пехотный офицер, что командовал ротой, запаниковал, когда ему передали слова женщины. Пришлось в довольно резкой форме приводить его в чувство, парень быстро взял себя в руки.
Вспоминает Тарас Исаков:
– Пока суд да дело, я связался по рации с командиром своего полка, доложил обстановку. Через какое-то время он вышел на связь: информацию о том, что в Самашках может находиться крупный отряд боевиков, наша войсковая разведка подтверждала. Но из этого следовало только одно: нельзя дать им уйти из села. Комполка поставил задачу продержаться до рассвета, обещая подмогу к утру.
Посмотрел на часы: около восемнадцати. Собрались с офицерами, стали думать, как выполнить задачу и при этом сохранить бойцов. Я предложил такой вариант. Мои парни еще с утра внимательно наблюдали за пятиэтажкой, что находилась на окраине села и маячила у нас на фланге, как господствующая высотка. По всему выходило, что дом тот нежилой, брошенный. С крыши и верхних этажей и обзор, и обстрел прекрасный. Если затащить на пятиэтажку АГС, посадить пару-тройку пулеметчиков, дополнить их снайперами и автоматчиками, взорвать лестничные пролеты между первыми тремя этажами, то можно получить прекрасный опорный пункт, который с налета и батальон не возьмет. А мы оттуда все подходы к перекрестку и позициям роты сможем контролировать. До утра железно продержимся, а там, глядишь, и помощь подоспеет.
План все одобрили. Ну а кому дом занимать, из которого, если что-то пойдет не так, уже не выбраться, не отойти? Естественно, спецназу! И с этим тоже все согласились…
Отдал предварительное распоряжение своим бойцам, чтоб начинали готовиться к выходу. А с офицерами, пока совсем не стемнело, решили уточнить на местности кое-какие детали. Только выбрались из расположения роты, как в ногу мне что-то попало. Да с такой силой, что этим ударом я был опрокинут на землю. Покатился кубарем, встал, не пойму, в чем дело. Еще, помню, крикнул в сердцах: «Да кто там, мать вашу, камнями швыряется!». Смотрю – рядом выстрел от подствольника валяется. Почему он не разорвался, когда в меня попал, так уже и не узнаю…
Но тогда, если честно, думалось не об этом. Пока лежал в укрытии, лихорадочно соображал: граната ударила сбоку, значит, стреляли по настильной траектории, а не по навесной. Огонь вели по наблюдаемой цели, значит, «духи» где-то совсем близко. Начали атаку раньше, чем мы планировали, или это их разведка работает? В любом случае надо было срочно занимать пятиэтажку, промедление грозило большими неприятностями.
Забежали обратно на позиции роты. Мои бойцы уже готовы к выдвижению, при оружии, боеприпасами затарены под завязку. Помню, мне кто-то предложил остаться и руководить действиями взвода по рации. Но не мог я своих ребят оставить. А если с кем-то из них что-то случится? Я ж себе этого до конца дней не прощу!
Минут десять мы двигались ускоренным шагом через лесок, стараясь особо не шуметь. Уже почти добрались до дома. Все было тихо. Но вот где-то сухо щелкнула эсвэдэшка. Свиста пролетевшей пули не последовало. Я остановил взвод, обернулся к шагавшему следом снайперу:
– Как думаешь, Костя, стреляли в нашу сторону или в сторону заставы?
Боец повернул голову, хотел ответить. И тут разнеслось: «Аллах акбар!» Бандиты налетели, словно мотыльки на лампочку в летнюю ночь: со всех сторон и разом…
Первая пуля попала командиру спецназовцев в голову. От мгновенной смерти Тараса спас шлем-маска. Сила удара была такой, что шлемовое забрало отлетело в сторону. Из рассеченной головы хлынула кровь. Кто-то из бойцов, на ходу вырывая перевязочный пакет, бросился к Исакову. Но огонь боевиков был такой интенсивности, что в эти мгновения приходилось думать только о том, чтобы стрелять в ответ, забыв обо всяких перевязках.
Тарас поднял автомат. Но ему в грудь уже вошла вторая пуля, и он навзничь рухнул на землю.
– Отходим! – прохрипел Исаков, доставая из разгрузки гранату. Вырвал кольцо, приподнялся на одно колено, с силой швырнул зеленый шарик в сторону ближайших кустов, среди которых мелькали зловещие фигуры бородачей. И в этот момент почувствовал сильный удар под левую голень. Нога подломилась, и он опять распластался на земле.
– Отход, всем отход, – закатившись в неглубокую канавку, прохрипел он еще раз, поудобнее перехватывая автомат. Рядом с командиром попытался пристроиться пулеметчик. Тарас сверкнул глазами в его сторону. – Боцман, всем отходить. Я прикрываю!
Взвод, повинуясь приказу командира, стал откатываться назад, огрызаясь короткими злыми очередями. Тарас, ловя на мушку пытавшихся броситься вдогонку боевиков, прижав их к земле огнем, прислушивался к удалявшимся звукам выстрелов его бойцов. И что странно: чем глуше они становились, тем спокойнее делалось на душе у офицера…
– Хотите – верьте, хотите – нет, но в тот момент я уже был готов распрощаться с жизнью. И потому о себе не думал вовсе. – Спокойно, без капли рисовки и позерства вспоминал о тех минутах полковник Исаков во время нашей встречи. – Главным для меня было то, что все мои ребята смогли без потерь отойти с места боя. И потому я без суеты разряжал автоматный рожок в сторону боевиков, с удовлетворением отмечая про себя, сколько еще секунд после каждой очереди смог подарить своим бойцам для отхода к позициям мотострелковой роты.
Когда в магазине закончились патроны, вколол себе тюбик промедола. Боль к тому моменту была практически невыносимой, но после того, как обезболивающее подействовало, стала понемногу стихать. Боевики поднялись для очередного рывка. Пришлось разрядить в них еще один магазин, чтобы заставить опять улечься на землю. Пока звучали выстрелы, все время ждал, когда же прилетит та пуля, которая оборвет все мои страдания и мучения. Я был готов принять ее.
Но когда менял очередной магазин в автомате, вдруг дошло, что боевики стреляют не на поражение. Бьют справа, слева, поверх головы, куда угодно, только не в меня. И вот когда осознал, что меня решили взять живым, стало по-настоящему страшно…
Он лежал на пропитанной собственной кровью земле, изо всех сил стараясь не дать сомкнуться отяжелевшим векам. Видел, как к нему пытались приблизиться четверо боевиков. Когда до них оставалось несколько метров, отодвинул в сторону автомат и слабеющими руками достал последнюю гранату. Второй раз за последние полчаса старший лейтенант Исаков приготовился к смерти.
– А знаете, когда решение погибнуть принято, умирать уже не страшно… – Тарас Мамаджанович на несколько секунд замолчал, а потом продолжил: – Когда я достал гранату и демонстративно показал ее боевикам, вырвав и отбросив кольцо так, чтобы они это видели, в голове пульсировала только одна мысль: руки надо держать ближе к животу. Почему? А не хотелось в гробу лежать с обезображенным лицом…
Опять повисает долгая пауза. Наш собеседник молчит. То ли пытается собраться с мыслями, возвращаясь из той мартовской ночи в день сегодняшний. То ли, наоборот, гонит от себя тягостные воспоминания. Молчим и мы, понимая, что негоже в такой момент тревожить человека лишними вопросами.
– В общем, стали боевики пятиться назад. И тут новая напасть: по мне начал работать наш пулеметчик! Длинные смачные очереди стали ложиться в метре-полуметре справа, слева, за головой и перед моими ногами. Я его потом, когда меня уже мои бойцы забрали, спросил: «Ты зачем, такой-разэдакий, по мне стрелял?» А он глазами хлопает и рассудительно так отвечает: «Командир, так я думал, что вы уже мертвый. И чтобы «духи» тело не забрали, отсекал их от вас…». Что я ему на это мог сказать? Грамотно парень действовал, толково, сообразно сложившейся обстановке…
Боцман, пулеметчик взвода спецназа, первый и единственный раз в жизни ослушался своего командира, не выполнил его приказ. Не отошел вместе с остальными, а лишь немного откатился от того места, где принял бой старший лейтенант Исаков. Затаился и наблюдал, дав о себе знать в самый критический момент. К этому времени остальные бойцы взвода успели достичь опорного пункта, до которого было не более километра. Доложив обстановку и пополнив боеприпасы, спецназ, поддерживаемый танком и бронетранспортером, рванулся на выручку своему командиру.
Когда отогнали боевиков и отыскали в ложбине старшего лейтенанта, самым сложным делом было вставить чеку в запал гранаты, которую Тарас Исаков, уже терявший сознание от потери крови, продолжал сжимать в руках…
А потом он попал в руки врачей. Во владикавказском госпитале хирурги, осматривавшие поступившего к ним офицера-спецназовца, только диву давались: как он смог выжить с такими ранами! Пуля, распахавшая грудную клетку, повредила легкое и еще некоторые внутренние органы. Та, что «клюнула» в голову, похоже, задела головной мозг. Ступня раздроблена и восстановлению не подлежит, ее, по всем медицинским показателям, следует ампутировать. Да и справится ли вообще организм с такими повреждениями?
– На мое счастье, – продолжает вспоминать Тарас Мамаджанович, – в это время в госпитале находился хирург из санкт-петербургской Военно-медицинской академии подполковник Владимир Бояринцев. Кстати, сейчас он доктор наук, носит уже три звезды на погонах и заведует кафедрой военно-полевой хирургии. Руки у этого человека воистину золотые, и за операционным столом он творит настоящие чудеса… Так вот, изучив все мои анализы, он решил оперировать меня лично и попробовать сохранить ногу.
Уже перед самой операцией у нас с Бояринцевым состоялся короткий, но по-мужски откровенный разговор. Он присел на край моей кровати и, глядя в глаза, спросил:
– Ну что, спецназовец, как думаешь жить дальше, чем заниматься?
Я ответил, что собираюсь остаться на службе, что без войск, без спецназа себя не мыслю. Тогда он задал еще один вопрос:
– А ты представляешь, сколько всего предстоит преодолеть, чтобы остаться полноценным бойцом?
– Пока, наверное, полностью не представляю. Но я справлюсь.
После этого Бояринцев подвел итог:
– Что ж, раз у пациента такой решительный настрой, будем готовиться к операциям.
Последующие трое суток я практически не помню. Каждый день Бояринцев проводил по операции. И каждая из них длилась по многу часов…
Как только я мало-мальски отошел от наркоза, врач появился у меня в реанимационной палате.
– Ну что, спецназовец, свою работу я сделал. Передвигаться будешь на двух ногах, и даже на танцы, наверное, ходить сможешь. А со службой… Честно скажу: после таких ранений медицина имеет полное право тебя забраковать. Так что дальше все от тебя зависит.
С этой минуты, можно сказать, и началось мое возвращение в строй. Сначала с самовнушения. Все две недели, пока лежал в реанимации, твердил себе, что обязан полностью восстановить былую физическую форму. Это необходимо было сделать не только для того, чтобы не ловить на себе жалостливые и сочувствующие взгляды, не быть обузой сослуживцам, когда вновь окажусь среди них. Это стало бы самым весомым аргументом в предстоящих разговорах с медиками, командирами и кадровиками, самым серьезным моим козырем: «Смотрите, я могу то, что не каждому здоровому человеку под силу…».
Как только меня перевели в общую палату, начал заново приучать организм к физическим нагрузкам. Сначала к небольшим. Если раньше в спортзале проводил по четыре-шесть часов, то после операций установил себе продолжительность занятий по 30 минут, но старался заниматься обязательно каждый день. Начал с того, что еще лежа на больничной койке, стал поднимать ноги, держать их «уголком», чтобы нагрузить мышцы брюшного пресса, не дать скапливаться на них жиру. Сначала десять раз поднимал, потом постепенно дошел до ста, дальше начал выводить в воздухе ногами свои имя, фамилию, отчество.
Одновременно стал тренировать и руки. Попросил медсестер для утяжеления наполнить песком пластиковые бутылки и качал ими мышцы рук, проделывая разные упражнения, потому что ни гирь, ни гантелей в госпитале не было.
Когда с меня сняли повязки и я получил некоторую свободу движений, перешел к отжиманиям. Просто валился с койки на пол, приземляясь на руки, оставляя ноги на кровати, и в таком положении отжимался. Раненую стопу, которую Бояринцев собрал мне буквально из осколков, старался пока не тревожить, но знал, что и до нее дойдет очередь.
В общей сложности в госпиталях – владикавказском, ростовском, новочеркасском – я провел четыре месяца. Организм постепенно восстанавливался, и я продолжал изнурять себя всевозможными физическими упражнениями. Если честно, то было очень тяжело. И раненая нога постоянно ныла, и пробитым легким трудно дышалось, и боли в голове периодически возобновлялись. Но сдаваться я не собирался.
Очень сложно было заново научиться нормально ходить. До сих пор помню, как боялся первый раз опереться на прооперированную ногу…
Вместо разбитой пулей левой стопы у Тараса Мамаджановича стоит биопротез. Изменилась, стала прихрамывающей его походка, рост уменьшился на два сантиметра. Но это лишь внешние изменения, которые заметны только тем, кто знал Исакова до ранения. В остальном же он остался прежним, практически полностью восстановив свою былую физическую форму.
Почти три месяца Тарас передвигался с помощью костылей. После выписки из новочеркасского госпиталя приехал в родную часть и закрылся в комнате офицерского общежития. Первое время старался никому не показываться на глаза: стеснялся собственного беспомощного вида, поэтому из своей холостяцкой берлоги выбирался только по ночам, отмеряя бесконечные круги по коридору. Возвращался в комнату уже ближе к рассвету, запирался изнутри, отдыхал, отсыпался, набираясь сил перед следующим ночным «марафоном». Когда друзья и знакомые приглашали на различные торжества и застолья, отнекивался порою прямо через дверь, боясь уловить в их взглядах хоть каплю жалости и сочувствия к себе. Только освоив передвижение с палочкой вверх-вниз по лестнице, решил показаться на людях.
Медицинская комиссия, которая проводила освидетельствование Исакова, признала его не годным к дальнейшей службе. Командование полка предложило подать рапорт об увольнении по состоянию здоровья. Он не стал спорить, решив не торопить события и идти к намеченной цели обходным путем. Бумаги у нас всегда движутся со скоростью улитки, когда еще его рапорт рассмотрят…
Каждый день ходил на службу, поскольку от должности командира группы специального назначения его не отстранили. И как только наметилась очередная замена личного состава, продолжавшего тянуть лямку на первой чеченской, Тарас просто взял и… «по-тихому» уехал в командировку. Случилось это летом девяносто шестого, так что на войну он попал незадолго до августовской вылазки боевиков в Грозном. Когда же закрутилась огненно-кровавая карусель уличных боев, никто уже не спрашивал, здоров ты или болен, полностью восстановился или еще отдохнуть желаешь, годен к службе или уже назначен на коммиссацию. На счету был каждый офицер, тем более – офицер спецназа с боевым опытом.
После возвращения из той командировки уже ни у кого из командиров не поворачивался язык напомнить Исакову об увольнении. Служи, Тарас Мамаджанович, раз есть желание и силы!
И он служил.
В девяносто восьмом подал документы в Военную академию им. М. В. Фрунзе, на разведывательный факультет. Чтобы у врачей на медкомиссии к нему возникало меньше вопросов… подделал медицинскую книжку, удалив из нее все записи о предыдущих ранениях и контузиях. Врать, конечно, нехорошо. Но то была ложь во благо. К этому времени Исаков практически полностью обрел былую силу и ловкость, вступительные экзамены по физподготовке сдавал на общих основаниях, без всяких поблажек и послаблений.
Но врачи все равно раскрыли подлог: отметины от пуль, оставшиеся на теле, ведь никуда не скроешь. Председатель медкомиссии повел Тараса к начальнику академии, требуя издать приказ об его отчислении. Тот внимательно посмотрел на Тараса и вынес вердикт: «Именно такие должны учиться и служить дальше!»
Единственное, от чего был освобожден слушатель Исаков на время учебы, так это от участия в парадах на Красной площади. Зато все занятия, в том числе и по физической подготовке, Тарас посещал регулярно. И стометровку бегал, и кроссы, и на лыжах ходил. Так что вполне заслуженно получил при выпуске из академии красный диплом. А вместе с ним и распределение на Северный Кавказ: уехал в Чермен принимать должность начальника штаба отряда специального назначения. Затем в его служебной карьере были должности начальника штаба и заместителя командира полка оперативного назначения. Это все там же, на Кавказе, где застала его уже вторая чеченская кампания. Снова пошли командировки, спецоперации, боестолкновения…
В 2002 году Тараса Мамаджановича перевели в Москву, где он несколько лет возглавлял одну из частей внутренних войск МВД России.
– Человек, который избирает делом своей жизни военную службу, изначально должен быть морально готов к тому, что в один далеко не прекрасный момент может произойти какая-нибудь неприятность: ранение, контузия, серьезная боевая травма, увечье, – сказал при нашей встрече кавалер пяти боевых наград полковник Исаков. – Об этом надо помнить с самого первого дня, как только надеваешь погоны.
Но уж если случится такое, то никого винить не следует. И ни в коем случае не начинать себя жалеть. Жалость расслабляет, отнимает силы, подтачивает волю. Человек начинает думать, что по-иному быть уже не может. И перестает бороться. А помогать можно только тому, кто сам что-то делает. Поэтому главное, я считаю, не теряться, не замыкаться в себе, а находить силы жить дальше. Чем сильнее била меня жизнь, тем с большим упорством я старался доказать себе и окружающим, что не сломаюсь под ее ударам. Мог остаться прикованным к инвалидной коляске – сейчас и хожу, и даже бегаю. Мог жить на пособие по инвалидности – сейчас имею пять высших образований, в дополнение к военному училищу и академии закончил Санкт-Петербургский государственный университет, Российскую академию государственной службы и Академию им. Плеханова. Мог остаток жизни прожить никому не нужным инвалидом – сейчас у меня полноценная семья, жена Оля и сын Богдан. Вот только вижусь с ними редко: служба, как всегда, отнимает массу времени…
Через несколько дней после нашего разговора поезд унес полковника Исакова из столицы в южном направлении: в регионе, где по-прежнему не все спокойно, Тарас Мамаджанович возглавляет штаб одной из групп оперативного управления внутренних войск МВД России…
Игорь СОФРОНОВ
Виктор БОЛТИКОВ
Фото Владимира НИКОЛАЙЧУКА
и из архива Тараса ИСАКОВА
Источник: http://www.bratishka.ru
Молодец. всем бы такую силу воли