Арт-терапевт Мелисса Уолкер говорит, что травма заставляет своих жертв молчать, но искусство может помочь страдающим от психологических ран войны раскрыться и начать исцеление. В этом вдохновляющем выступлении Мелисса Уолкер рассказывает, как создание масок позволяет пострадавшим военнослужащим показать, что их преследует, и в результате избавиться от этих образов.
0:11 Вы высокопоставленный военнослужащий, которого отправили в Афганистан. На вас лежит ответственность за жизни сотен женщин и мужчин, а база подвергается нападению. Вокруг разрываются миномётные снаряды. Вы изо всех сил пытаетесь разглядеть хоть что-то сквозь пыль и дым, стараетесь помочь раненым, а затем ползёте к ближайшему бункеру.
0:40 Ослеплённые взрывом, но в сознании, вы лежите на боку и пытаетесь понять, что только что произошло. Когда зрение возвращается, вы видите окровавленное лицо с распахнутыми глазами. Зрелище ужасает, но вы быстро понимаете, что оно ненастоящее.
1:05 Этот образ преследует вас днём и ночью. Вы не решаетесь рассказать кому-либо из-за страха потерять работу или показать слабость. Вы даёте этому образу имя: Окровавленное лицо в бункере и для краткости зовёте его ОЛВБ. Запираете ОЛВБ в голове, а оно тайно преследует вас на протяжении следующих семи лет.
1:34 Теперь закройте глаза. Вы видите ОЛВБ? Если да, то перед вами лицо невидимых ран войны, известное как посттравматическое стрессовое расстройство и черепно-мозговая травма.
1:53 У меня никогда не было посттравматического синдрома, но я ним сталкивалась.
1:58 В детстве каждое лето я навещала бабушку и дедушку. Именно дедушка познакомил меня с влиянием военных действий на психику. Когда он служил морпехом во время корейской войны, пуля попала ему в шею, и он не мог закричать. Он наблюдал, как мимо проходит санитар, который посчитал его безнадёжным и оставил умирать.
2:25 Спустя годы после физического исцеления и возвращения домой, он редко говорил об этом периоде во время бодрствования. Однако по ночам я слышала, как он выкрикивает ругательства из своей комнаты. Днём я объявляла себя перед тем, как войти в комнату, стараясь не напугать и не растревожить его. Остаток своих дней он провёл в молчании и уединении. Он так никогда и не нашёл способ выразить чувства, а я тогда ещё не могла помочь ему.
3:00 Я узнала, как называется состояние деда, когда мне было уже за двадцать. Я заинтересовалась изучением психологических травм во время учёбы на магистра арт-терапии. Сидя в классе и изучая посттравматический синдром, или ПТСР, я начала воплощать в жизнь мечту помогать военнослужащим, страдающим, как и мой дед.
3:26 В течение истории войн у нас появилось множество синонимов ПТСР: тоска по родине, синдром сердца солдата, контузия, взгляд на две тысячи ярдов. Когда я получала научную степень, бушевала новая война. Благодаря современным бронежилетам и военному транспорту военнослужащие теперь переживали взрывы, ранее считавшиеся смертельными. Но невидимые раны достигли нового размаха, что заставило военных врачей и исследователей попытаться понять влияние черепно-мозговой травмы, или ЧМТ, и ПТСР на мозг.
4:07 Благодаря новым технологиям и нейровизуализации мы знаем, что проблема кроется в нарушениях работы зоны Брока — двигательного центра речи — после перенесённой травмы. Это физиологическое изменение, которое часто называют безмолвным ужасом, в сочетании с клеймом психических проблем, боязнью осуждения и непонимания, возможной потерей нынешнего положения, заставляет наших военнослужащих вести незримую борьбу. Целые поколения ветеранов предпочитают не говорить о своих переживаниях и страдать в одиночестве.
4:49 Мне пришлась по вкусу моя первая работа арт-терапевта в крупнейшем военном медицинском центре страны Walter Reed. Проработав несколько лет в закрытом психиатрическом блоке, я получила перевод в National Intrepid Center of Excellence, или NICoE, где ухаживают за военнослужащими с ЧМТ. Я верила в арт-терапию, но мне предстояло убедить военнослужащих, огромных, сильных, мужественных военных, как мужчин, так и женщин, позволить творческим занятиям стать частью психотерапевтического воздействия.
5:27 Результат был, мягко говоря, зрелищным. Наши военнослужащие создали яркие и символические произведения, каждое из которых рассказывает историю. Мы наблюдали, как процесс арт-терапии обходит проблемы с речью в мозге. Творчество затрагивает те же сенсорные зоны, в которых скрывается травма. С помощью творчества, военнослужащие могут безболезненно разобраться с переживаниями, а затем подобрать к своим творениям словá, заново включая в работу одновременно и левое и правое полушария мозга.
6:07 Мы выяснили, что для этого подходит любой вид искусства — графика, живопись, коллаж, — но наиболее действенным оказалось создание масок. В итоге эти неосязаемые раны обретают не только имя, но и лицо.
6:28 Создавая эти маски, военнослужащие получают возможность понять свою травму и справиться с ней. Удивительно, насколько часто это позволяет им побороть травму и начать исцеление.
6:41 Помните ОЛВБ? Один из моих пациентов действительно пережил это, и, создав маску, он смог отпустить преследующий его образ. Вначале процесс пугал военнослужащего, но со временем он начал воспринимать ОЛВБ как маску, а не душевную рану. После каждого сеанса он вручал мне маску и говорил: «Мелисса, позаботься о нём». В итоге мы поместили ОЛВБ в коробку для хранения, а когда военнослужащий покидал NICoE, он решил не забирать ОЛВБ. Год спустя он видел ОЛВБ лишь дважды, и оба раза оно улыбалось, а военнослужащий не чувствовал тревоги. Теперь, если его начинают преследовать болезненные воспоминания, он продолжает рисовать. Каждый раз, рисуя эти тревожные образы, он видит их всё реже.
7:38 Тысячи лет философы твердят нам, что сила созидания тесно связана с силой разрушения. Благодаря науке мы знаем, что душевные травмы могут храниться в той же части мозга, которая отвечает за исцеление, а арт-терапия показывает нам, как наладить эту связь.
7:59 Мы попросили одного военнослужащего описать, как создание масок повлияло на его лечение, и вот что он сказал.
8:06 (Видео) Военнослужащий: Создание маски тебя поглощает. Рисование полностью поглощает. В моём случае оно разрушило преграду, и я смог создать это. Взглянув на них через пару дней, я подумал: «Чёрт, вот же картинка, ключ, загадка». А затем произошёл подъём: с того момента моё лечение достигло нового уровня, потому что меня постоянно просили объяснить что-либо. Впервые за 23 года я смог открыто говорить об этих вещах с кем угодно. При желании я мог бы поговорить об этом прямо сейчас с вами, потому что преграда исчезла. Это просто потрясающе. Я смог собрать воедино 23 года ПТСР и ЧМТ, чего не случалось ранее. Прошу прощения.
9:02 Мелисса Уокер: За последние пять лет было создано более тысячи масок. Поразительно, не так ли?
9:11 Спасибо.
9:12 (Аплодисменты) Как бы мне хотелось разделить этот процесс с дедушкой, но я знаю, что он был бы рад, что мы находим способы помочь нынешним и будущим военнослужащим исцелиться и найти внутри себя источник, который поможет им излечиться.
9:40 Спасибо.
9:41 (Аплодисменты)
Источник http://www.ted.com
-
-
Джон Брамблитт: Искусство, как спасение от отчаяния
Слепота для художника может стать финальной точкой.. Читать далее+ -
Невидимые люди. Яна Герина, которой исполняется 8 лет
По прогнозам врачей, минчанка Яна Герина вряд ли д.. Читать далее+ -
Несломленный дух. Инвалиды войны
Юрий и Наталья, оказавшиеся жертвами гражданской в.. Читать далее+
Похожие статьи