Кое-чего недостает, но это пустяки

Уже после выхода своей книги Ник объявил о помолвке с Канаэ Миахаре. О личной жизни пара рассказывает немного. Известно, что их свадьба состоялась в феврале 2012 года в Калифорнии, а сейчас они ждут ребенка. «Я не могу обнять жену руками,— говорит Ник,— но могу сердцем». Судя по всему, эта любовная история тянет на новую книгу

 * Книга Ника Вуйчича 

Я далеко не сразу понял, что же хорошего в том, что я родился именно таким. Когда моя мама забеременела, ей было 25 лет. Она — по профессии акушерка — работала медсестрой в роддоме и заботилась о сотнях матерей и младенцев. И забеременев, сразу же стала следить за своим питанием, с осторожностью относилась к лекарствам, не пила спиртного, не принимала аспирин и другие обезболивающие. Она обратилась к лучшим врачам, и они заверили ее, что беременность протекает нормально.

И все же что-то ее беспокоило. По мере приближения родов мама несколько раз делилась своей тревогой с мужем. Постоянно твердила: «Надеюсь, с ребенком все будет нормально».

Во время двух ультразвуковых исследований врачи не заметили ничего необычного. Они сказали моим родителям, что у них будет мальчик, но ни словом не обмолвились о том, что у ребенка нет конечностей! Я родился 4 декабря 1982 года. Сначала маме меня не показали, но она сразу же спросила у врачей: «С ребенком все нормально?» Ответом ей было молчание. Секунды шли, а маме все еще не показывали младенца. Она почувствовала неладное. Врачи не спешили вручить ребенка: вызвали педиатра, отошли в дальний угол комнаты и стали осматривать меня и совещаться друг с другом. Когда мама услышала мой громкий плач, успокоилась. Но отец, который еще во время родов заметил, что у меня нет руки, почувствовал головокружение, и его вывели из комнаты.

Сестры и врачи были потрясены моим видом. Они быстро укутали меня в пеленки. Мама видела, как расстроены медики. «Что случилось? — спросила она.— Скажите, что с моим ребенком?»

Врач не отвечал, но мама настаивала. И тогда он ограничился медицинским термином: «Фокамелия».

Мама все поняла, не могла в это поверить. Фокамелия — это уродство, или отсутствие конечностей.

А тем временем мой отец находился в коридоре, терзаясь ужасными мыслями о том, что произошло с его ребенком. Когда педиатр вышел, чтобы с ним поговорить, он разрыдался: «Мой сын, что с ним? У него действительно нет руки?»

«Нет,— максимально мягко ответил педиатр.— У вашего сына нет ни рук, ни ног».

У отца подкосились ноги. Он рухнул на стул и не мог говорить. Но потом инстинкт мужа и отца взял верх. Он бросился в палату, чтобы сказать жене об этом, прежде чем она увидит ребенка. Однако мама уже все знала и горько рыдала. Врачи предложили ей взять меня на руки, но она отказалась и велела меня унести.

Сестры плакали, акушерка плакала. И я, понятное дело, плакал тоже! Наконец они все же укутали меня в пеленки и показали маме. Мама не могла вынести этого зрелища: у ее ребенка не было конечностей.

Отец до сих пор жалеет о том, что врачи не дали ему возможности правильно подготовить жену. Когда она уснула, он пришел ко мне в детскую, а потом вернулся к жене и сказал ей: «Он такой красивый».

…Я с детства был убежден в том, что в моем изуродованном теле нет ничего хорошего. «Почему Ты не мог дать мне хотя бы одну руку? — спрашивал я Бога.— Только подумай, что я мог бы сделать одной рукой!» Долгое время я думал, что, если бы мое тело было более «нормальным», то и жизнь была бы другой. Я не понимал, что мне не нужно быть нормальным — достаточно быть собой, быть сыном своего отца и исполнять промысел Божий. Основная проблема — не в моем теле, а в тех границах, которые я ставил для себя, не видя, какие возможности предоставляет мне жизнь.

Ночами я часто молился о том, чтобы Бог дал мне руки и ноги, засыпал в слезах, мечтая о том, чтобы, проснувшись утром, обнаружить у себя и руки и ноги, не принимал себя таким, каков есть. Шел в школу, а там меня не принимали и окружающие.

Как большинство детей, я был очень уязвим. В эти годы дети пытаются понять, каковы они есть, каким будет их будущее. Те, кто в детстве причинял мне боль, чаще всего не стремились быть жестокими. Это были обычные дети и многого не понимали. «Почему у тебя нет рук и ног?» — спрашивали они.

…Мне казалось, что я постиг Божий промысел. Я думал, Он создал меня, чтобы сотворить чудо, чтобы мир понял, что Бог есть. Я молился: «Господи, если ты дашь мне руки и ноги, я буду путешествовать по свету, выступать по телевидению и рассказывать всем об этом чуде. И мир увидит силу Бога». Я говорил, что готов следовать Божьим путем до конца своей жизни. Помню свою молитву: «Господи, я знаю, что ты сотворил меня таким, чтобы потом дать мне руки и ноги, чтобы это чудо доказало людям Твою силу и любовь».

В детстве я понял, что Господь говорит с нами на разных языках. Я чувствовал, что Он может ответить, вселив определенное чувство в мое сердце. Но вокруг меня была тишина. Я ничего не чувствовал.

Родители говорили мне: «Только Бог знает, почему ты родился таким». Я спрашивал у Бога, но Он не отвечал мне.

…Как-то после школы я попросил маму налить для меня ванну. Когда она выходила, я попросил закрыть дверь. Потом погрузился в воду с головой. В тишине в моей голове мелькали черные мысли. Мне нужно было заранее все спланировать.

Если Бог не избавит меня от боли… если моя жизнь лишена смысла… если я здесь только для того, чтобы быть отвергнутым и одиноким… я — тяжкое бремя для окружающих… у меня нет будущего… я должен со всем этим покончить.

Как я уже говорил, учась плавать, я лежал на спине, и легкие мои были наполнены воздухом. Теперь я попытался вытеснить весь воздух из легких и погрузиться на дно. Смогу ли я не дышать, пока не умру? Нужно ли сделать полный выдох или только половину? Или нужно полностью лишиться воздуха?

Наконец, я перевернулся и погрузил лицо в воду. Инстинктивно задержал дыхание. У меня были хорошие легкие, поэтому я смог пробыть под водой довольно долго.

Но когда воздух кончился, я вынырнул.

Я не могу этого сделать.

Но черные мысли не отступали. Я хочу покинуть этот мир. Я хочу исчезнуть.

Снова выдохнул и снова погрузился в воду. Я знал, что могу задержать дыхание не меньше, чем на 10 секунд. Поэтому начал считать: …10…9…8…7…6…5…4…3…

Пока считал, мне представилась такая картина: мама и папа плачут у моей могилы. Плачет мой семилетний брат Аарон. Все плакали и говорили, что это их вина, что они должны были сделать для меня нечто большее.

Я не мог вынести мысли о том, что они всю жизнь будут считать себя виновными в моей смерти. Не мог оставить родных с чувством утраты и вины.

Я эгоист!

Я вынырнул и сделал глубокий вдох. Не смог этого сделать.

Но страдания были невыносимы. Той ночью я сказал Аарону: «Когда мне исполнится 21 год, я покончу с собой».

Я думал, что к этому времени уже окончу школу и, возможно, университет, но что будет дальше, не знал. Не думал, что смогу найти работу или жениться, как другие мужчины. Какая женщина захочет выйти за меня замуж? Поэтому 21 год виделся мне концом жизненного пути. Тогда казалось, что до этого еще очень далеко.

«Я расскажу про тебя папе»,— ответил младший брат. Я велел ему никому ничего не говорить, закрыл глаза и уснул. Проснулся оттого, что на постель сел отец.

«Кто это тут говорит о самоубийстве?» — спросил он.

Теплым и успокаивающим тоном он рассказал мне обо всем хорошем, что ждет меня впереди. Он перебирал мои волосы пальцами — мне всегда это нравилось.

— Мы всегда будем с тобой,— сказал отец.— Все будет хорошо. Обещаю, мы всегда будем с тобой. С тобой все будет хорошо, сынок.

Ласковое прикосновение и теплый взгляд — вот что нужно любому расстроенному и запутавшемуся ребенку. Слов отца в тот момент было достаточно. Он убедил меня в том, что мы сумеем найти верный путь. Каждый сын хочет верить отцу. Той ночью отец дал мне то, на что я мог опереться. Для ребенка нет человека, главнее отца. Мой отец был щедр на такие поступки. Он всегда умел проявлять любовь и поддержку. Я все еще не понимал, как сложится моя жизнь, но отец сказал, что все будет хорошо, значит, так и должно быть.

После этого разговора я крепко заснул. У меня все еще случались плохие дни и ночи, но я верил родителям. Они вселили в меня надежду задолго до того, как я стал представлять себе развитие собственной жизни. В моей жизни были периоды сомнений и страха, но, к счастью, все это уже пройденный этап. Я и сегодня грущу, как любой человек, но мысли о самоубийстве меня больше не посещают.

…Врачи порекомендовали родителям отдать меня в игровую группу детей-инвалидов. У кого-то из них не было конечностей, кто-то страдал фиброзом, а кто-то серьезными психическими расстройствами. Мои родители с большой любовью и сочувствием относились к детям-инвалидам и их родителям, но они не хотели, чтобы я общался только с одной группой сверстников. Они были убеждены в том, что моя жизнь должна быть максимально нормальной, и боролись за воплощение этой мечты.

Моя мама, благослови ее Господь, сразу же приняла очень важное решение. «Николас,— сказала она,— ты должен играть с нормальными детьми, потому что ты нормальный. Да, у тебя кое-чего недостает, но это пустяки». Так мама задала тон на всю мою жизнь. Она не хотела, чтобы я чувствовал себя неполноценным инвалидом, чтобы я вырос застенчивым интровертом, неуверенным в себе.

Только сейчас я понимаю, что мои родители вселили в меня веру в то, что у меня есть полное право жить без ярлыков и ограничений. И у вас тоже есть такое право. Вы должны освобождаться от любых категорий и ярлыков, которые попытаются навешивать на вас окружающие. Благодаря своей инвалидности я понимаю, что многие слишком внимательно относятся к тому, что говорят о них другие, и начинают бессознательно ограничивать себя.

…В 2002 году я все еще жил в Австралии. Мой кузен Натан Поляк сопровождал меня в США на выступление в лагере религиозной молодежи. Мы приехали на день раньше. Долгий перелет серьезно нас утомил. Мы уснули как убитые.

Мне нужно было встать рано, чтобы провести урок по Библии, но никто не решился разбудить меня. Я очнулся за 15 минут до начала урока. Мы жили рядом, поэтому я подумал, что все успею. Когда приехали в лагерь, понял, что мне нужно в туалет. Верите вы или нет, но с этим делом я справляюсь самостоятельно, хотя никому не выдаю своих секретов, но после замены молний на липучки в помощи я не нуждаюсь. Мы очень торопились, и Натан предложил мне помощь. Он внес меня в общественный туалет и оставил в кабинке. Когда я закончил, Натан вошел, чтобы мне помочь. Мы уже собрались выходить, когда Натан уронил мои шорты в унитаз. Мы с ужасом смотрели, как мою одежду засасывает в водоворот. Оказаться без штанов за минуту до начала урока Библии! В изумлении мы обозревали друг друга. А потом расхохотались как сумасшедшие. Мы даже не попытались выловить мои шорты, ибо уже буквально рыдали от хохота. Более глупую ситуацию трудно себе представить. Даже не представляю, что думали люди, которые находились в туалете рядом с нами.

Мои кузены, брат и сестра научили меня, при необходимости, всегда просить о помощи, и смеяться в трудных ситуациях, а это был именно тот случай. Советую вам поступать так же.

…Мы путешествовали по Индонезии. За девять дней посетили пять городов, где я выступил 35 раз. Естественно, устал как собака. Порой ложился, но никак не мог заснуть. Мы направлялись на Яву. Как только сели в самолет, который должен был доставить нас из Джакарты в Семаранг, я ощутил небывалый прилив энергии. Меня сопровождали пять человек, в том числе мой помощник Воган, большой, крепкий, веселый парень. Он произвел неизгладимое впечатление на стюардесс. Естественно, они постоянно интересовались, не нужно ли нам чего.

В самолет нас пропустили первыми, потому что мне нужно было выбраться из инвалидной коляски и добраться до своего места. Я ковылял по проходу, Воган шел за мной. Неожиданно мне захотелось чего-то сумасшедшего, о чем я давно думал: «Воган, пока никто не вошел в самолет, подними меня и проверь, помещусь ли я на багажной полке».

Верхняя полка находилась довольно высоко. Я не был уверен, что Вогану удастся поднять меня: мой вес составляет 74 фунта (около 33 кг.— Прим. ред.). Но Воган с легкостью справился: поднял меня и засунул на полку, словно я не Вуйчич, а Вюиттон.

«Отлично,— сказал я.— А теперь захлопни дверцу, и давай подождем пассажиров».

Воган подал мне подушку и захлопнул дверцу, оставив меня на верхней полке. Стюардессы увидели, что мы сделали, и страшно развеселились. Мы хохотали как школьники. В самолет стали подниматься другие пассажиры, даже не подозревавшие о том, что ждет их в салоне.

Стюардессы с нетерпением ждали, когда кто-нибудь решит положить свою сумку на полку. И вот пожилой джентльмен потянулся к моей дверце, открыл ее и чуть было не выпрыгнул в иллюминатор. Я высунул голову и сказал: «Сэр, не могу поверить, но вы даже не постучали!»

К счастью, дедушка оказался с юмором, и мы славно повеселились. Я так и остался на верхней полке, а со мной перефотографировались все пассажиры, стюардессы и летчики. Конечно, Воган пригрозил оставить меня там, заявив, что «некоторые предметы могут падать во время полета».

Николас (Ник) Вуйчич — всемирно известный мотивационный спикер (так называют оратора, который, делясь жизненным опытом с аудиторией, вовлекает ее в беседу) и христианский проповедник. Он родился в Австралии в семье сербских эмигрантов, имеет редкую патологию: отсутствуют конечности, есть лишь стопа с двумя пальцами, с помощью которой Ник научился ходить, играть в гольф, кататься на скейте, плавать, писать и играть на компьютере. Он давно уже сам зарабатывает себе на жизнь, а недавно еще и женился на прекрасной девушке. В общем, живет согласно любимому девизу: «Ни рук, ни ног, ни ограничений».

Источник: http://www.kommersant.ru/doc/2034687

There are 2 comments

Add yours

1. М М on 17 Февраль, 2013 22:01

   Ответить

   Слов нет…

2. Галина on 20 Февраль, 2013 10:10

   Ответить

   СПАСИБО! Низкий поклон!

---

Post a new comment Отменить ответ

Comment

Name

Email

Url

Введите код с картинки (CAPTCHA) *