Йозеф Судек: В преддверье нового пути

Судек в большинстве случаев интерпретирован слишком банально, буднично и популярно. Часто публикуется несколько Карловых мостов и натюрмортов с розочкой, что носит несколько сентиментальный характер. Но Судек является значительно более крупной личностью, которая имеет глубокие духовные корни. Этот факт также является причиной того, почему его творчество так сильно воздействует на молодое поколение. Не только дома, но и в мире.

Анна Фарова, теоретик фотографии, автор биографии Йозефа Судека

Все вокруг нас – живое или мертвое – в глазах сумасшедшего фотографа приобретает множество форм. Мертвые объекты возвращаются к жизни благодаря свету или окружающему их миру. Поймать такой момент – я думаю, это очень поэтично.

Йозеф Судек

Йозеф Судек (Josef Sudek) родился 17 марта 1896 года в городе Колин в Богемии на территории нынешней Чехии. В 14 лет он приехал в Прагу, выучился на переплетчика, некоторое время работал в небольшом городке Нимбурк в 45 километрах от Праги. К этому времени относятся его первые опыты с фотоаппаратом. Нельзя сказать, что фотография сразу захватила молодого человека, в то время он больше всего на свете увлекался музыкой. В 1914 году началась Первая мировая война и через год Йозефа призвали в армию. Потом были военные будни на итальянском фронте, вроде бы не очень опасное ранение в правую руку и страшная гангрена, приведшая в конечном итоге к ее ампутации.

Три года молодой человек провел в госпитале для ветеранов. В это время он возобновил свои занятия фотографией: «Затвор можно нажимать и одной рукой», – объяснял он свой выбор позднее. Поначалу он не думал об этом как о способе заработать на жизнь, просто ему была необходимо какое-нибудь занятие, которое помогло отвлечься от неутешительной реальности. А что может помочь лучше, чем приобщение к искусству? Позже он рисовал и даже пробовал свои силы в живописи, но в то время фотография казалась ему единственным доступным видом творческой деятельности. Думается, именно творчество помогало ему противостоять той физической, а еще более моральной боли, которая сопровождала его всю жизнь. Чтобы у читателя сложилось четкое представление насколько остро Йозеф Судек чувствовал свою «ущербность», приведу его воспоминания о поездке в Италию в 1926 году, через без малого 10 лет после ранения:

«Когда музыканты Чешской филармонии пригласили меня: «Йозеф, поедем с нами, мы отправляемся в Италию дать несколько концертов», я сказал себе: «Идиот, ты был здесь в Императорской армии, но не увидел красот этой прекрасной страны». И я поехал с ними на эту необычную экскурсию. В Милане нас очень тепло принимали, а затем мы поехали дальше, пока не приехали к тому месту (здесь и далее выделено мной – А.В.). Я сбежал с концерта; было темно, я заблудился, но я был должен его найти. В конечном итоге я нашел это место в полях покрытых утренним туманом, довольно далеко от города. Но моей руки там не было – только бедный фермерский домик стоял как прежде. Это в него меня занесли после ранения в правую руку. Они так и не смогли меня починить, долгие годы я скакал из госпиталя в госпиталь, был вынужден бросить профессию переплетчика.

Ребята из филармонии искали меня, даже полицию подключили, но – сам не знаю почему – я не мог заставить себя уехать. Только через два месяца я вернулся в Прагу. Они не укоряли меня, но с того времени я никуда не ездил и никогда не поеду. Что мне там искать, если того, что мне нужно все равно найти не возможно?»

В 1920 году Йозеф Судек вышел из госпиталя и сразу стал подыскивать себе новую работу. Ему предложили должность в конторе, но он отказался. Немного больше он склонялся к мысли об открытии торговой лавки, но быстро понял, что это не для него. В конце концов, молодой человек решил подзаработать, используя свое хобби – и вся его дальнейшая жизнь показала, что это было правильное решение.

В 1922 по 1924 год Судек учился в Государственном полиграфическом училище, фотографическим отделением которого руководил известный фотограф профессор Карел Новак. Большинство однокурсников Судека после окончания собирались работать в фотоателье, поэтому основное внимание уделялась фотопортрету, постановке света, выбору фона, подбору аксессуаров и многим другим, необходимым для коммерческого фотографа премудростям.

В 1920-е годы у Судека было два любимых сюжета: сначала его друзья-инвалиды из госпиталя для ветеранов, позднее реконструкция Собора Святого Вита в Праге. Время от времени он уезжал в свой родной город Колин и фотографировал парки. В 1921 году Судек вступил в «Чешский клуб фотолюбителей», где познакомился и подружился с Яромиром Функе, в то время только начинавшим свой путь к славе. Они оба – как и многие другие чешские фотографы того времени, включая легендарного Франтишека Дртикола – были сторонниками живописной или «пикториальной» фотографии. Большое влияние на молодых людей оказал американский фотограф чешского происхождения Драгомир Ружичка, приехавший в 1921 году в Прагу. Сейчас это имя практически забыто, но в 1920-х годах Ружичка был знаменитым фотографом, одним из основоположников Американского общества фотографов-пикториалистов.

Однако вскоре их взгляды на фотографию изменились – из сторонников пикториальной фотографии Судек и Функе превратились в ее ярых противников, приверженцев так называемой «чистой» или реалистической фотографии. Друзей исключают из «Клуба фотолюбителей» и в 1924 году они основывают «Чешское фотографическое общество», основной целью которого стала борьба за освобождения фотоискусства от подражания живописи.

С 1927 по 1936 год он работал на Издательский дом «Druzstevni Prace» специализируясь на репортажах, портретах и рекламе. Постепенно, пропуская через себя все авангардные течения времени, молодой фотограф начал вырабатывать свой собственный стиль. В 1928 году вышел в свет набор оригинальных (напечатанных автором) фотографий Судека тиражом около ста экземпляров – попробуйте представить себе сколько может стоить такой набор сегодня! В 1933 году состоялась его первая персональная выставка, в этом же году он принял участие в Международной выставке социальной фотографии.

В 1927 году Судек приобрел маленькое деревянное фотоателье с небольшим садиком, в котором жил и работал более 30 лет. История ателье так же необычна, как и жизнь его владельца. Оно было построено в конце XIX – начале XX века во дворе одного из домов в районе Мала Страна. Местоположение ателье было крайне невыгодным, что совсем не нравилось прежнему хозяину, но вполне подходило новому. И он доказал, что «не место красит человека, а человек место» – через пару десятилетий ателье Судека станет одной из основных достопримечательностей города. После смерти фотографа почитатели его таланта пытались отреставрировать здание и устроить в нем дом-музей, но не смогли найти денег. В середине 1980-х годов ателье сгорело, но уже в 2000 году было восстановлено.

Однако вернемся в довоенную Прагу. К середине 1930-х годов за Судеком утвердилась репутация не только ведущего фотографа Чехии, но и самого талантливого фотохудожника запечатлевшего красоту ее столицы. Любимым временем его фотоэкспедиций по родному городу были предвечерние сумерки, когда людей на улицах не много, а статуи и здания как будто оживают – или, по крайней мере, так ему казалось. «Я люблю наблюдать за жизнью объектов», – сказал он однажды в интервью, – «Они оживают, когда дети ложатся спать. Мне нравится рассказывать истории о жизни неодушевленных объектов».

Вскоре на пути между фотографом и любимым городом стала Вторая мировая война. В марте 1939 года Прагу оккупировали гитлеровские войска и о том, чтоб выйти на улицу с камерой не могло быть и речи – как будто вслед за рукой он потерял ноги! Но у него осталось ателье, да и удивительный дар художника никуда не делся. И мастерская на долгое время становится для Йозефа Судека не только собственно мастерской и домом, но и объектом съемки. Вскоре появились новые серии фотографий не уступающие предыдущим работам мастера, а где-то и превосходящие их. Может быть, самый знаменитый из созданных Судеком проектов – серия фотографий «Окно моей студии». Волшебный мир, даже два мира разделенных (а может быть соединенных) старой рамой с не очень прозрачным стеклом. Один из них – добрый и красивый, грустный и романтичный – принадлежал художнику, второй – всему остальному миру: доброму или злому, дружескому или враждебному. Работа над серией заняла 14 лет: он не оставил ее даже после войны, хотя и опять стал выходить на улицу, фотографировать Прагу или ландшафтные виды.

Сразу после войны Судек в поисках лаборанта дал объявление в газету. На него откликнулась только что освобожденная из концлагеря молодая женщина, которую звали Соня Буллати. Чуть более года она носила за фотографом камеру, ассистировала ему при печати и жадно слушала его «болтовню». Вскоре она эмигрировала в Америку, но переписка между учителем и ученицей (моя «уч-муч», как он ласково ее называл) не прекращалась до смерти фотографа. Соня оставила очень интересные воспоминания о Судеке.

«Помню, это было в какой-то романского стиля зале, глубоко под шпилем кафедрального собора», – вспоминала Соня Буллати, – «Темно было как в катакомбах, свет поступал только из маленького окошка, расположенного ниже уровня улицы в массивных средневековых стенах. Мы установили штатив и камеру, затем сели на пол и разговаривали. Неожиданно Судек вскочил на ноги – луч света пронзил темноту. Мы оба стали размахивать одеждой и поднимать горы пыли, чтобы по выражению Судека «увидеть свет». Мы, конечно, не случайно пришли на это место, он знал, что солнечные лучи попадают сюда два или три раза в году и ждал этого момента».

Судек не скрывал методов своей работы от друзей, учеников и журналистов, поэтому у нас имеется немало свидетельств того, как появлялись на свет фотографии мастера. Вот, например, рассказ фотографа Лудвика Барана об одной фото-прогулке. «(Судек) нацелил аппарат на выбранный мотив между шестью и семью часами вечера летом. Янда (Рудольф Янда, известный чешский фотограф – А.В.) знал продолжительность экспозиций Судека, которые длились около десяти минут, поэтому вместо ожидания отправился собирать чернику. Он вернулся через полчаса. Судек с Петером Гельбихом дебатировали о современном изобразительном искусстве – о Фиале и Шиме. Янда какое-то время слушал, затем припомнил, что пора возвращаться. Но Судек, лежа на мохе, ответил: Мы экспонируем. Эта фотография силезийского девственного леса (позже Судек показал ее Янде) имела мягкий свет марева, который нежно обмывал корни, пни и травы как волшебный полумрак; такой свет было бы тяжело запечатлеть другим способом. Создать снимок сделала возможным более чем получасовая экспозиция с максимально заслоненным объективом старого типа. Судек раскладывал экспозицию на несколько фаз и превращал, таким образом, атмосферу мотива в удивительную сенсацию света».

Снимая натюрморты в студии Судек не измерял экспозицию, точнее сказать измерял ее нетрадиционным способом. Мог во время экспозиции заварить и выпить стакан чая – кстати, хороший чай особенно жасминовый был его слабостью. Другой его слабостью была музыка – ее он использовал, когда чаю уже не хотелось: «Экспозиция – две стороны Вивальди». Наверно Судек – единственный фотограф, измерявший экспозицию временем необходимым на стакан чая или на прослушивание оперной арии!

В послевоенное время в Чешской республике, как и во всем мире (не только в социалистическом лагере – достаточно вспомнить печально знаменитую «охоту на ведьм» в США), начались гонения на деятелей культуры. В это непростое время студия Судека превратилась в своего рода «культурный оазис», в ней собирались фотографы, художники, писатели, музыканты – каждый четверг в студии проводились музыкальные вечера. Конечно, власти не могли не реагировать, хотя и напрямую нападать на знаменитого фотографа никто не осмеливался. По-прежнему издавались альбомы, проходили выставки, но зачастую они сопровождались жесткой критикой его «не отражающих современных реалий» фотографий. Тем не менее, работать ему не мешали – и этого для мастера было более чем достаточно.

Судек всю жизнь пользовался допотопными, тяжелыми и неуклюжими камерами. В 1940 году он увидел фотографию 30 * 40 сантиметров, напечатанную контактным способом, без увеличения. Высочайшее качество отпечатка, богатство полутонов потрясли фотографа, с тех пор камера формата 30 * 40 стала его основным инструментом, хотя пользовался он и другими – тоже не маленькими, например, панорамной камерой Кодак с негативами 10 * 30 сантиметров.

Про Судека говорили: «Если он не на концерте и не снимает где-нибудь в городе, значит, вы обнаружите его дома за печатью фотографий». Фотограф необычайно ответственно относился к печати, часами работая над каждым негативом. Многие исследователи пишут о том, что его отпечатки разительно отличались от негативов – при этом речь не идет о манипуляциях с изображением в современном смысле слова. Судек мог подправить несколько едва различимых нюансов, и средний негатив вдруг оказывался прекрасным отпечатком. Поневоле вспоминается Карл Брюллов: «Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть» или Анри Картье-Брессон: «Я думаю, что между фотографами нет большой разницы, зато очень важны разницы маленькие». Тем не менее, утверждение, что фотографии Судека можно смотреть только в авторской печати мне кажется большим преувеличением – большинство почитателей его таланта знакомятся с ними на страницах альбомов и журналов, а то и в монографиях с весьма сомнительным качеством печати или – страшно сказать – рассматривая их на экране монитора.

И это преувеличение не так уж безобидно, оно позволяет делать весьма неожиданные выводы. Например, Александр Лапин в книге «Фотография как» писал о Судеке как о фотографе, уделяющем особое внимание фотографической выразительности, под которой он понимал точность в передаче мельчайших деталей и фактур, объемность изображения, некоторые другие характеристики достигаемые в основном при печати. По аналогии с живописностью в изобразительном искусстве он предложил называть эти качества «фотографичностью». «Яркий пример подобной фотографии – творчество таких великих мастеров как Ансел Адамс …, а также Йозеф Судек. Их фотографии поражают, это настоящие образцы фотографического искусства, если в двух последних словах выделить «фотографическое». Если же ключевое слово в этом сочетании «искусство» в традиционном его понимании, то, конечно, искусство немыслимо без формотворчества». Несмотря на обилие высокопарных слов («великие мастера», «их фотографии поражают» «настоящие образцы фотографического искусства») основная идея этого заявления сводится к тому, что Йозеф Судек (как и Ансел Адамс) более ремесленник, чем художник, может быть и мастер печати, но к формотворчеству не способный.

Я не собираюсь оспаривать утверждения Лапина по существу – конечно, композиционное решение снимка намного важнее лабораторных ухищрений печатника, хотя и они могут сыграть решающую роль (здесь стоит опять вспомнить про «чуть-чуть» и про «маленькие разницы»). Я просто еще раз напомню читателю свое утверждение, что в фотографиях Судека печать играет хоть и важную, но вспомогательную роль, уж никак не более значительную, чем композиционное решение, достигаемое тем самым «формотворчеством».

В 1956 году вышла в свет иллюстрированная книга о творчестве Судека, которая принесла ему финансовую независимость. Но он не ушел «почивать на лаврах», напротив, с еще большим усердием ударился в творчество: «Теперь денег хватит, можно начинать работать», – сказал он сестре. Или, может быть, это легенда? Во всяком случае, внешне в его жизни мало что изменилось, он по-прежнему жил более чем скромно и очень много работал. Он прожил еще около 20 лет, в течение которых вышли в свет несколько фотоальбомов мастера, состоялось множество выставок – как на родине, так и далеко за ее пределами. В 1961 году в Праге прошла выставка «Йозеф Судек в изобразительном искусстве», на которой экспонировалось более ста изображений мастера – от карандашных рисунков до скульптурных портретов. Судек – может быть единственный в мире фотограф, удостоенный подобной чести.

Напоследок хотелось бы остановиться на одном высказывании Судека, которое часто и с удовольствием цитируют на фотографических форумах: «Я фотографирую потому, что еще не умею этого делать. Если бы умел, то перестал бы». И цитируют в строго определенном ключе – дескать, не нужно учиться фотографии, уж если Судек не умел фотографировать, то нам это и вовсе не к чему.

За две с лишним тысячи лет до Судека греческий философ Сократ сказал: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Эти два высказывания аналогичны как по смыслу, так и по несколько нарочитой парадоксальности. Их очень легко неправильно истолковать и тогда они не принесут никакой пользы, скорее наоборот.

На самом деле ни философ, ни фотограф вовсе не хотели заявить о вредности процесса обучения, скорее это своеобразные попытки сформулировать принцип познавательной скромности. Оба афоризма говорят о бесконечности процесса познания; применительно к фотографическому искусству ту же идею в другом (не парадоксальном) ключе выразил Юджин Смит: «Я не смог увидеть пределы возможностей фотографии. Едва я покорял одну вершину, тут же другая начинала манить меня издалека. И я опять в преддверье нового пути». Это как нельзя лучше подходит к Йозефу Судеку – он всю жизнь был в «преддверье нового пути».

Автор Андрей Высоков

Источник: http://buy-books.ru/photographers/josef_sudek/