— Ты только посмотри на нее, какая странная, — в полный голос говорит одна девушка другой, без стеснения пялясь на нас.
— Да она ж больная, не видишь что ли? – осеняет ее подругу.
— Вы что, никогда не видели инвалида? Постеснялись бы такие слова произносить, — не выдерживаю я, и, выпалив это двум девахам, беру сестру под руку и удаляюсь в подъездной мгле.
**
Первые попытки защитить родную сестрёнку были у меня еще в детском саду. Наш дом никогда не был закрыт для друзей и сверстников. На неизбежные вопросы «что с твоей сестрой?», я отвечала одинаково – инвалид с детства. Но однажды девчонки сообща начали смеяться над Ирой, тыкали в нее пальцем и громко гоготали оттого, что она ничего не понимает. Со слезами на глазах я вскочила и закричала:
— Это вы глупые, это вы дуры, уходите! Мама, они ее обижают! Прогони их!
Но мама никого не прогнала. К моему удивлению, она собрала девочек за столом, налила им чай и спокойно объяснила, почему смеяться над такими, как моя сестра, нельзя.
И все же, чем взрослее я становилась, тем реже приглашала подружек и друзей к себе. Новые вопросы, одни и те же ответы, взгляды и ухмылки — каждый разговор о сестре травмировал мою подростковую психику.
— Как ты умудряешься не обращать внимания на слова других? На их взгляды? Это ведь так обидно… — делилась я своими переживаниями с мамой.
— А пускай смотрят, — всегда отвечала она. — Я слишком много пережила, чтоб обращать внимание на глупых людей.
Моя мама, моя хрупкая, милая мама и правда пережила слишком много. Начиная с того дня, когда врачи не захотели делать кесарево и при родах повредили ребенку головной мозг. Несколько лет ей пришлось провести в различных диспансерах и центрах, пытаясь вылечить неизлечимо больную дочь. Пережила она и нападки со стороны некоторых родственников и знакомых, когда отбивалась от разговоров «почему бы тебе не отдать инвалида и обузу в детдом?», «зачем 20-летней девчонке портить себе жизнь больным ребенком?».
— В какие-то моменты мне хотелось умереть. Особенно больно было смотреть, как резвятся соседские дети, как они учатся ходить, разговаривать, кататься на велосипеде, смотреть и понимать, что мой ребенок никогда этого не сможет. Тогда я запиралась в комнате и долго ревела в подушку, — рассказывает мама сегодня. – Но потом я научилась радоваться открытиям своего дитя. Пошла в 3 года – здорово, сказала «мама» в 5 лет – супер. А потом родилась ты. И все проблемы отошли на второй план.
Удивительно, но мама никогда не скрывала сестру от окружающих: мы часто с ней гуляли, даже в парк культуры и отдыха выезжали. Правда, когда переехали на Древлянку, территория прогулок ограничилась одним районом. И это при том, что в конце 80-х и 90-х отношение к инвалидам было настороженное. Их вроде как и не было в нашей стране. Правда, и сегодня мало что изменилось. Много ли нездоровых людей вы видите на улице? В магазине? В кафе? Их будто не существует.
Бывая за границей, особенно в Финляндии и Швеции, поражаешься, как много вокруг инвалидов. В обычный выходной день главный торговый центр Кальмара – маленького городка, где я жила, был полон людей, и около четверти всего снующего из магазина в магазин народа были на инвалидных колясках. Кажется, за всю свою жизнь я не видела такого количества людей с ограниченными возможностями в нашей стране, сколько встретила там за один день.
Что бы ни рассказывали наши чиновники об инклюзивном образовании, о безбарьерной и доступной среде, все это не касается большинства больных людей, отрезанных от окружающего мира, проживающих свои годы в четырех стенах.
Внимание к моей сестре ограничивается проверками и отчётами, которые соцслужбы требуют ежегодно с мамы. На каждую копейку, потраченную с пенсии сестры, она прикладывает чек, чтобы государство вдруг не решило, что зря выдает эту «сумасшедшую» сумму нашей семье.
Но если вы спросите, поздравил ли кто-нибудь из этих самых соцслужб хоть раз мою сестру с днем рождения или новым годом, узнал, нужна ли помощь в доставке лекарств, за которыми мама каждый месяц ездит на другой конец города, думаю, ответ будет очевиден – нет.
Моя сестра старше меня на 7 лет. Но она всегда будет для меня ребенком. Ребенок, о котором я заботилась, которого кормила, одевала, мыла, когда мама работала допоздна, сестренка, которой я до сих пор порой переплетаю косы. И таких «детей» много, но вы вряд ли увидите их на улице, зато встретите тех, что покуривая у подъезда, скажут: «Да она больная». Но догадываются ли они, что их болезнь намного страшнее, ведь она живет не в теле, а в душе?
P.S. После выхода текста о спектакле «Привокзальная сказка» мне писали, что я не очень лестно отозвалась о родителях детей-инвалидов. Мол, не знаю, о чем пишу. Но я уверена, что родители таких детей должны быть сильнее всех остальных, они должны уметь отстаивать права своих детей, должны выводить их в свет, а не закрываться со своими проблемами в квартирах. О нас не узнают, пока мы остаемся в тени, а нас не позаботятся, пока мы не закричим и не потребуем внимания к себе.
Источник: http://gubdaily.ru
Похожие статьи