Доктора умирают по-другому

Несколько лет назад Чарли – известный ортопед и мой учитель – обнаружил у себя в животе опухоль. Это оказался рак поджелудочной железы. Диагноз был поставлен одним из лучших хирургов страны, автором уникальной методики при раке поджелудочной железы, втрое (с 5 до 15 процентов) увеличивающей шансы не умереть в ближайшие пять лет, впрочем, при невысоком качестве жизни. Но 68-летнего Чарли это не заинтересовало. На следующий же день он выписался, закрыл свою практику, и больше никогда не переступал порога больницы.

Последние месяцы жизни он провел с семьей. Он отказался от химиотерапии, от облучения, от операции. Страховая компания не много потратила на него.

Мы стараемся не говорить об этом, но доктора тоже умирают. И самое интересное в том, что они лечатся гораздо меньше остальных. Они точно знают, что происходит, каковы их шансы и они могут получить любое лечение, какое только пожелают. Но они предпочитают уйти спокойно и естественно.

Конечно, врачи тоже хотят жить. Но они часто заранее обсуждаю возможности современной медицины со своими семьями. Они хотят быть уверены, что когда придет их час, близкие не станут предпринимать героических усилий по их спасению. Они не хотят, чтобы в последние секунды им ломали ребра, проводя сердечно-легочную реанимацию (а это неизбежно, если ее делают по правилам).
В своей статье от 2003 года Джозеф Джей. Галло и другие рассказали, что думают врачи по поводу принятия решений о конце жизни. Опросив 765 докторов, они пришли к выводу, что 64% из опрошенных уже подготовили «дальнейшие инструкции» — какие шаги должны и какие не должны быть предприняты для спасения их жизни. Среди обычных людей так сделали только 20%. Как и следовало ожидать, вероятность того, что инструкции написаны была выше у врачей старшего возраста, чем у молодых.

Почему такая пропасть между врачами и пациентами? Случай с реанимацией — поучительный. Согласно исследованию, проведенное Сьюзан Дим и другими, о том, как реанимация показывается по ТВ, она успешна в 75% случаев и 67% пациентов отправляются домой. В реальности по данным на 2010 из 95.000 случаев только 8% пациентов прожили дольше одного месяца.

В отличие от предыдущих эпох, когда врачи просто делали то, что считали лучшим, наша система основана на выборе пациента. Врачи действительно пытаются уважать желания пациентов, но когда те спрашивают: «А Вы бы как поступили?» мы зачастую избегаем ответа. Мы не хотим навязывать свои взгляды замученным людям.

В результате больше людей получают бесполезную помощь по спасению жизни и меньше людей умирают дома, чем, скажем, 60 лет назад. Профессор Карен Keль в своей статье под названием «Движение к миру: Анализ концепции «Хорошей смерти»» («Moving Toward Peace: An Analysis of the Concept of a Good Death») рассказала о признаках «изящной смерти»: находиться в комфорте и под контролем, иметь чувство близости, поддерживать отношения и привлекать членов семьи к уходу за больным. Больницы на сегодняшний день удовлетворяют лишь нескольким из этих требований.

Письменные инструкции могут дать пациентам гораздо больше контроля над тем, как завершить жизнь.
Несколько лет назад, в возрасте 60 лет, у моего старшего двоюродного брата Факела (кстати, он родился в домашних условиях при свете горелки) случился припадок. Это оказалось результатом рака легких, который повлиял на его мозг. Мы узнали, что при условии агрессивного лечения, от 3 до 5 посещений больницы в неделю для химиотерапии, он проживет, возможно, еще четыре месяца.

Факел не был врачом, но он знал, что он хотел бы от жизни качества, а не только количества. В итоге он отказался от лечения, взял таблетки и переехал ко мне.

Мы провели следующие восемь месяцев вместе с таким удовольствием, какого не испытывали за несколько последних десятилетия. Мы впервые в его жизни съездили в Диснейленд, болтались по дому. Факел был заядлым болельщиком, он с удовольствием смотрел спортивные программы по телевизору и ел еду, которую я готовил. У него не было серьезных болей, и он не падал духом.

Однажды он не проснулся. Он провел три дня в комоподобном сне и затем умер. Расходы на его лечение составили $20 (лекарство от отека мозга).

Что касается меня, у моего врача записаны мои пожелания. Их легко исполнить, так как они общие для большинства врачей. Не нужно героизма, я мягко уйду в добрую ночь. Как и мой наставник Чарли. Как и мой двоюродный брат Факел. Как и многие из моих коллег-врачей.

Д-Р. Мюррей, отставной клинический доцент семейной медицины в Университете Южной Калифорнии.

Источник: The Wall Street Journal

Перевод: Наталья Бархатова



There is 1 comment

Add yours
  1. Наталья

    имея немалый опыт причастности к уходу, я много думала о том, а как бы поступила я? я — не врач, но я сопровождала нескольких людей (чаще — детей) порой многие месяцы на этом "тормозном пути". и я сказала своим близким: если это случится со мной, я хочу просто прожить это время с вами, не в борьбе, а в любви. это — мой выбор. я знаю, что вам будет трудно и больно. но это — мой выбор.


Post a new comment

*