Гипербарическая оксигенация – метод лечения, который часто используется при поражениях центральной нервной системы. И хотя в этом случае он считается вспомогательным, о его действенности хорошо знают многие родители детей с тяжёлыми нарушениями в развитии. Осенью 2014 года в Санкт-Петербурге закрылось единственное на весь город детское отделение гипербарической оксигенации – в Детской городской клинической больнице №5 им. Филатова. Сначала было объявлено, что закрытие временное и связано с проверкой исправности оборудования, потом администрация больницы дала понять, что открывать отделение снова не собирается вообще. Родители детей, нуждающихся в ГБО, подняли тревогу, дело получило общественный резонанс, в СМИ стали появляться заявления чиновников Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга… И хотя недавно отделение всё-таки открылось, но работает далеко не в полную мощность. Ситуацию комментирует представитель инициативной группы за восстановление работы отделения ГБО в ДГКБ №5 им. Филатова Наталья Денисова, мать мальчика, лечение которого было прервано из-за не вполне понятных действий администрации больницы.
Наталья Денисова: 28 февраля 2014 года главным врачом больницы был издан приказ о проведении ежегодной проверке оборудования – контрольно-измерительных приборов, газоанализаторов. Назначена эта процедура была на период с 17 по 21 марта 2014 года. Оборудование забирается на проверку, но часть его не возвращается – а именно газоанализатор и комплект на вторую барокамеру. Заведующий отделением ГБО Николай Гаврилович Калин начинает писать рапорты главному врачу о том, что нельзя работать без газоанализатора – есть соответствующее требование технического регламента. Таких рапортов он написал четыре, и ответов на них не получил. Поэтому пятый рапорт он был вынужден написать в Комитет по здравоохранению. Вообще-то он работал с нарушением техники безопасности и регулярно сообщал об этом, не желая брать на себя такую ответственность. Через несколько дней после того, как рапорт в Комитет по здравоохранению был подан, то есть 13 октября отделение ГБО закрывается на проведение внеочередного технического диагностирования с привлечением специалистов Ростехнадзора. Это стоит около 100000 рублей. Тогда Калин пишет о том, что внеочередного технического диагностирования барокамер не требуется – их техническое состояние уже подтверждено заключением Ростехнадзора и продлено до 23 марта 2015 года. То есть надо было просто установить на прежние места комплектующие, которые даже не имеют непосредственного отношения к самим барокамерам, но они должны быть. Калин написал также обращение в Росздравнадзор. Комиссия Росздравнадзора провела в течение двух недель проверку, которая выявила именно упомянутые мной нарушения и дала больнице предписание: заплатить административный штраф и устранить эти нарушения. Казалось бы всё понятно. Но Комитет по здравоохранению почему-то назначает свою комиссию, в которую входит Каныкина Ирина Федоровна, главный специалист отдела материнства и детства. Попутно госпожа Каныкина, не будучи специалистом по ГБО, не видя медицинских документов моего ребёнка, объясняет мне по телефону, почему моему ребёнку этот метод лечения не подходит. Но я-то вижу, что ГБО нам помогает, и я за это буду бороться. Вообще непонятен этот двухмесячный простой. Если речь идёт о газоанализаторе, то я запросила компанию, которая занимается их ремонтом и выяснила, что срок этого ремонта – один день. Но просто осенью отделение решили закрыть. Объяснили это тем, что барокамеры старые. Но если соблюдать технику безопасности, бережно обращаться с аппаратурой, то они могут нормально работать.
Эта история уже обросла легендами. Легенды эти создаются как администрацией больницы, так и чиновниками Комитета по здравоохранению. До марта 2014 года на отделении было две рабочих барокамеры – есть запись в журнале проведения сеансов о том, что на отделении функционируют барокамеры с номерами 941601 и 941608. Ещё одна барокамера была остановлена из-за неисправности. Ремонт этой барокамеры оценивается приблизительно в 20000 рублей. В марте была выведена из эксплуатации ещё одна барокамера, но там и не нужно никакого серьёзного ремонта, нужно просто вернуть два манометра, которые сняли для проведения ежегодной проверки.
Как по-Вашему, с чем связано такое поведение администрации больницы?
Н. Д.: Сейчас администрации больницы невыгодны сеансы баротерапии. Баротерапия есть в порядке оказания скорой медицинской помощи – приказ Министерства здравоохранения № 388н. Но её нет в Национальном стандарте. Получается, что страховая компания средства, потраченные больницей на плановую баротерапию, не компенсирует. Администрации больницы проще совсем закрыть отделение ГБО. Ведь этими помещениями можно распорядиться по-другому – например, сдать их кому-то в аренду. И потому представители администрации больницы стали говорить о недозагрузке отделения – якобы детей мало, оборудование простаивает. Но мы-то стояли в очереди на барокамеру, хотя сейчас главный врач больницы наличие этой очереди отрицает. И вот когда мы стояли в очереди, то есть ещё весной я стала писать в Комитет по здравоохранению Санкт-Петербурга, спрашивать, почему не работает вторая барокамера. И уже тогда мне пришёл ответ, в котором общее количество проведённых в то время на отделении сеансов ГБО было существенно занижено. Хотя количество этих сеансов можно узнать из записей в журнале заведующего отделением.
Одно время администрация больницы заявляла, что они решат по результатам осмотра аппаратуры техническими специалистами, открывать вообще или не открывать отделение снова. Очень возможно, что технические специалисты не решились бы брать на себя ответственность за технику, которой уже 20 лет. Но тогда надо обращаться в Комитет по здравоохранению, чтобы больнице выделили средства на приобретение новых барокамер. И приобретать отечественные барокамеры! Ведь наш завод им. Хроничева – лидер в этом направлении, их барокамеры востребованы и за рубежом. А получается какая ситуация? ГБО не входит в стандарт, больницы не имеют ни права, ни возможности закупать барокамеры, а основной потребитель этой продукции завода – внутренний рынок. И производство встаёт… Если производство остановится, то потом Россия будет покупать барокамеры за границей, платить огромные деньги за комплектующие, за ремонт – ведь ремонт могут осуществлять только аттестованные специалисты. Откуда такие специалисты возьмутся у нас?
Почему ГБО так важна?
Н. Д.: Есть представление о том, что ГБО – это просто подышать кислородом, чтобы морщин на лице не было. На самом деле существует порядка 75 показания к применению баротерапии. У этого метода лечение есть клинические показания, есть противопоказания. С 1975-го года баротерапия входит в список методов, имеющих доказательную базу. Это не реабилитационный метод, баротерапия используется в интенсивной терапии, в реанимации. Есть ситуации, в которых жизнь человека можно сохранить только благодаря баротерапии. Например, отравление угарным газом и другие виды отравления, при которых связывается гемоглобин, когда в кровь нужно подать дополнительный кислород, гангренальные поражения при сахарном диабете, когда в случае лечения дело может закончиться ампутацией конечностей и даже смертью. Это полноценный медицинский метод лечения. При поражениях центральной нервной системы и разных видах энцефалопатии этот метод – вспомогательный, использующийся в комплексе с другими видами терапии. Согласно исследованиям, проведённым в институте Отто, при перинатальных травмах, различных видах асфиксии, гипоксии при своевременном использовании гипербарической оксигенации риск глубокой инвалидности ребёнка снижается в десятки раз.
9 декабря начмед ДГКБ №5 Любовь Михайловна Починяева заявила журналистам компании «ТВ 100», что неизвестно, как через 20 лет эта терапия повлияет на детей. Но это известно – с 1975-го года. Если в 1975-м году метод был узаконен, значит, до этого были проведены клинические испытания и сбор данных.
Чем ГБО помогла именно вашему сыну?
Н. Д.: Мой сын имеет диагнозы: задержка психо-речевого развития, резидуальная энцефалопатия, расстройство аутистического спектра. Есть у него и другие неврологические и психоневрологические нарушения. Резидуальная энцефалопатия как раз входит в перечень показаний к применению данного метода. Такому ребёнку, как мой, назначается не меньше сорока сеансов, и такой курс повторяется трижды в году. Например, в Германии и в США такой тип лечения назначается детям с расстройствами аутистического спектра.
И что произошло у вас в результате приостановки лечения?
Н. Д.: У нас на это лечение были определённые планы. Психиатр выписал нам новый пробиотик, рассчитал схему приёма и сказал, что в комплексе с ГБО эффект будет заметнее. Естественно, за 10 сеансов ГБО, которые мы успели получить, нам не удалось ввести этот препарат по схеме. Я думала, что мы 20 сеансов пройдём по ОМС и ещё 20 сеансов – на коммерческой основе. Но не получилось. Понятно, что и ожидаемого эффекта от введения препарата не было. Кроме того, у моего ребёнка расстроился сон – Ваня спит приблизительно по два часа через три и находится в состоянии сильного нервного возбуждения. Надо сказать, что после сорокадневного курса ГБО, полученного летом, мой ребёнок стал впервые спать по 8-10 часов в сутки. Это отмечено в медкарте и нашим лечащим неврологом, который дал нам направление на повторный курс, и неврологи самой ДГКБ №5 отметили в выписном листе положительную динамику.
В СМИ в связи с этой ситуаций припоминались несколько несчастных случаев, произошедшие в других регионах. Это случаи возгорания барокамер.
Н. Д.: Ну да. Те случаи были расследованы. Например, в двух случаях возгорания произошли потому, что подростки пронесли с собой зажигалки. То есть врачи просто не проверили их перед процедурами. Но у нас в ДГКБ №5 ребёнка полностью переодевают в больничную одежду, в которой нет ни одной синтетической ниточки. И потом, в связи с нашей историей заговорили об этих нескольких случаях. Но почему-то не говорят, например, о том, сколько детей погибает от анестезии, сколько детей погибает после ДТП из-за несвоевременного оказания медицинской помощи – в том числе и методом ГБО, который используется при больших потерях крови. А таких случаев значительно больше. Если мы будем анализировать статистику по каждому направлению, в котором бывают случаи летального исхода, то ГБО будет в самом конце списка. В начале же списка будет, например, хирургия. Но если следовать логике тех, кто акцентирует внимание на несчастных случаях, связанных с ГБО, то надо закрыть вообще всё. Особенно неловко, когда подобные некомпетентные высказывания позволяют себе члены медицинского сообщества. Если вы чего-то не знаете по данному вопросу, обратитесь в Военно-медицинскую академию, на отделение гипербарической оксигенации, вам всё расскажут, дадут ссылки на научные работы.
А если в настоящих условиях отделение ГБО убыточно для больницы, то главный врач ДГКБ №5 Людмила Николаевна Исанкина, обладая (судя по оказываемому нам сопротивлению) таким мощным административным ресурсом, лучше бы встала на нашу сторону и помогла бы через медицинское сообщество пробить принятие соответствующих стандартов. Ведь потом больница сможет и зарабатывать на этом – ведь очень много родителей с детками приезжают из других регионов, у них нет возможности ложиться в стационар, родители готовы заплатить деньги, чтобы приехать к определённому времени, провести детей через процедуру и отправиться дальше получать другие виды лечения.
Но недавно отделение ГБО в ДГКБ №5 всё-таки открылось. Что там происходит сейчас?
Н. Д.: Сейчас заведующего отделением Николая Гавриловича Калина пытаются лишить возможности оказывать медицинскую помощь детям. В больнице ввели в эксплуатацию единственную барокамеру. Но у Калина изъяли компьютер, где были истории болезни пациентов, сняли городской телефон – чтобы родители не могли позвонить ему и записать своих детей на ГБО. Искусственно создаётся ситуация недозагрузки отделения. Главный врач больницы приняла решение, что решение о том, нужна или не нужна конкретному ребёнку ГБО, принимает комиссия из начмеда больницы и профильного врача, но заведующий отделением ГБО, специалист по этому методу с 20-летним опытом работы, в эту комиссию не входит, его только информируют о её решениях. Более того, Калину запрещено посещать другие отделения больницы, чтобы узнать, есть ли там больные, которым нужна ГБО. То есть искусственно создаются препятствия. Наша инициативная группа будет выяснять, насколько такие запреты законны с юридической точки зрения.
В справочной службе больницы родителям говорят, что они могут посетить больницу в определённые дни и часы и выяснить у заведующего неврологическим отделением, могут ли их дети получить лечение. Если заведующий неврологическим отделением решит вопрос положительно, то ребёнок ставится в план. Но сначала в план ставятся детки, которые уже лежат в больнице на разных отделениях. Это и понятно, но поскольку работает только одна барокамера, то на сегодняшний день есть уже три отказа деткам, которые не лежат в стационаре. Хотя моему сыну терапию уже возобновили.
И ещё администрация больницы решила, что теперь на отделении ГБО не будет предоставляться платных услуг – то есть не смогут лечиться дети из других регионов.
Некоторое время назад представители Комитета по здравоохранению заявляли в СМИ, что в Санкт-Петербурге есть и другие места, где дети могут получить сеансы ГБО.
Н. Д.: В ответе заместителя председателя Комитета по здравоохранению госпожи Засухиной сказано, что сеансы ГБО детям могут проводиться в Детской областной больнице и в клинической инфекционной больнице имени Боткина. Как только лечение моего сына в ДГКБ №5 было прервано, я сразу позвонила в Детскую областную больницу. Там мне ответили, что принимают только деток с областной пропиской. Имеют право. Тогда я позвонила в больницу имени Боткина. Они однозначно отказались брать детей это взрослая инфекционная больница. Да, у них есть разрешение, но у них нет ни педиатров, ни детской реанимации. В ноябре со мной связались представители Комитета по здравоохранению и сказали, что могут оказать мне содействие в устройстве моего ребёнка на лечение в Детскую областную больницу. Я поблагодарила их, но ответила, что не буду перешагивать через головы других детей и других родителей. Потом они договорились, что и других деток в областной больнице примут. Но 26-го ноября моего ребёнка записали туда на ГБО на 15-е января. А Комитет по здравоохранению заявляет журналистам, что никаких очередей детей на ГБО нет. Зато теперь есть письменное уведомление за подписью вице-губернатора Санкт-Петербурга О. А. Казанской: 17.11.2014 заместитель главного врача по медицинской части больницы по телефону предложила Денисовой Н. В. провести сеансы ГБО её ребёнку в Ленинградском областном государственном бюджетном учреждении здравоохранения «Детская клиническая больница». Денисова дала согласие, однако до настоящего времени предоставленная возможность проведения лечения ею не реализована». Письмо составлено 3-го декабря! Хотя уже 26-го ноября моего ребёнка записали в лист ожидания. Так что если эта возможность и не реализована, то не по моей вине. В нашей инициативной группе есть женщина, у которой ребёнку пересажены стволовые клетки, и чтобы они прижились, эта терапия нужна срочно – в областной больнице её ребёнка записали на ГБО на 26 февраля.
Вот мне пишут наши чиновники: «Баротерапия, как метод лечения, не входит ни в один из действующих стандартов оказания медицинской помощи в педиатрической практике». Ложь! ГБО входит в порядок оказания скорой медицинской помощи – как я уже это говорила. ДГКБ №5 не находится в этой структуре, но приём больных по скорой она осуществляет в любое время. И если в Купчино, не дай Бог, угорит или утонет ребёнок, то именно эта больница должна будет принять такого ребёнка на баротерапию для того, чтобы этот ребёнок остался жив – потому, что там есть отделения, которых нет в стационарах скорой помощи. Был уже случай в Петербурге: мальчик утонул в Приморском районе, и его привезли в ДГКБ №5, то есть в Купчино, на другой конец города. Если бы отделение ГБО было в Приморском районе, мальчика удалось бы спасти. Мы собираемся делать депутатский запрос, и если за два месяца простоя отделения ГБО в ДГКБ №5 были смертельные случаи среди детей, которым требовалась именно эта помощь, то вместе с родителями этих детей мы будем возбуждать уголовное дело. По большому счёту, в каждой больнице должен быть хотя бы один бароаппарат – если что-то с ребёнком случилось, ему должны помочь в том же районе, где это случилось. Ведь у нас большой город с большим количеством опасных объектов. А у нас одно детское отделение ГБО на город, и то хотят закрыть, а если не закрывают, то из трёх барокамер работает одна.
Этот метод может быть похоронен. Он не финансируются, о нём не информируются врачи – неврологи, психиатры. Невролог в поликлинике, куда я вожу своего сына, не знает о ГБО, хотя она – хороший специалист. Просто до неё эта информация не доходит. То есть мы лишаемся безмедикаментозного метода лечения, выставляя на первое место фармацевтику. Психиатры прописывают нашим детям сначала ноотропы, потом, если ноотропы не действуют, нейролептики. Пожалуйста — подсаживаем ребёнка на нейролептики, превращаем его в «цветущее растение».
Против таких преступлений, как уничтожение метода ГБО, следует бороться — писать и выходить на митинги. Поскольку это преступление есть сочетание коррупции, халатности и беспредела чиновников среднего звена, ему с помощью гласности можно противостоять даже при существующей системе.