Анна Кастельянос: Маленькие не любят жить «наружу»

Мы начинаем проект «Разные люди». Это серия диалогов, придуманная международным проектом Bezgraniz Couture™ INTERNATIONAL FASHION AND ACCESSOIRE AWARD. Самые разные люди — писатели, предприниматели, актеры, журналисты, спортсмены — говорят о том, каково это — жить в теле, отличающемся от всех остальных тел. В каждом диалоге один участник — человек с инвалидностью, а второй — нет. Мы надеемся, что этот проект сумеет стать частью важного общественного разговора, который поддерживается Bezgraniz

Первый разговор состоялся между петербургской актрисой, моделью, дизайнером и перформансистом Анной Кастельянос и писателем Линор Горалик. По словам Кастельянос, диагноз «ахондроплазия», сделавший Анну «маленьким человеком», не только не разрушил ее жизнь, а стал ее главным «выигрышем», признаком уникальности. О том, почему ей не предлагают оскорбительных ролей, что делать родителям «маленького» ребенка, почему нельзя жить в четырех стенах и как выбирать себе одежду, Анна рассказала писателю Линор Горалик.

Линор Горалик: Как вы отвечаете на вопрос, кто вы? Актриса? Модель?

Анна Кастельянос: Да. А еще школьный учитель, аниматор, перформансист, участник живых инсталляций на художественных выставках.

— Как началась ваша актерская карьера?

— Я просто шла по улице, и меня заметили. «Ленфильму» всегда нужны маленькие люди, а их очень мало.

— Почему?

— Маленькие не любят жить «наружу».

— Вам случалось объяснять людям, почему вы готовы жить публичной жизнью? Почему вы выбрали жизнь человека, которого видно?

— Меня чаще спрашивают: «Как у тебя это получилось?»

— И как?

— Фортуна. Я ее поймала и ей пользуюсь, но пользуюсь для того, чтобы показать тем же самым маленьким, что мы можем быть счастливыми. Ради этого я хватаюсь за интервью, за репортажи, которые обо мне снимают на телевидении. Не ради того, чтобы наврать, как я счастлива, а ради того, чтобы донести до маленьких, сидящих в четырех стенах: «Мы можем жить иначе».

— Это прямо миссия?

— Да. Я пользуюсь выпавшей мне удачей, чтобы донести и до массового сознания, и до других маленьких, что мы, во-первых, существуем, а во-вторых, можем жить нормально, если захотим.

— Как вас воспринимают другие маленькие?

— Тут все непросто. Некоторые маленькие делают операцию по увеличению роста — и потом делают вид, что все это их больше не касается. Даже если прибавили всего 15 сантиметров. Когда я таким людям говорю, что я против операций и за то, чтобы себя принимать, — я враг. Плюс они любят говорить, что прошли «особую школу жизни», а мы вот — те, кто остался маленьким, — нет. Дурацкий какой-то разговор.

— А к тому, что вы выбрали публичный образ жизни, как относятся другие маленькие?

— Есть те, кто завидует. Есть те, кому мой образ жизни мешает представать несчастными людьми в безвыходном положении и постоянно просить помощи. Есть те, кто спрашивает совета, как выбраться из болота, но хочет при этом ничего не делать. Они считают, что я только языком со сцены болтаю, а помощи от меня никакой. А чем можно помочь тем, кто не хочет шевелиться? Я про себя этих людей называю «поколением гуманитарки». Они хотят получить гуманитарную помощь — и все.

— Случается ли, что вам как актрисе предлагают обидные роли, связанные с вашим ростом?

— Нет. Кстати, я вообще часто встречаю изумление, когда говорю, что я играю нормальные роли. Многие считают, что для маленького актерство — это унизительно: заставят гномов играть.

— «Ленфильм» «открыл» вас в 2006 году. А до этого какая жизнь была?

— Детские  лагеря, вожатая. С разными больными детьми, не только инвалидами. Арендуется пионерский лагерь, дети отдыхают без родителей. Работают там волонтеры, вожатые, для них проводят семинары: целая программа такая в Питере была. Потом все распалось, половины «колясок» уже и в живых нет. А я перешла в другую жизнь.

— У людей редко складываются такие гармоничные отношения с собственным телом, как у вас. Я смотрю на ваши татуировки, макияж, одежду, на то, как вы позируете фотографам, как вы снимаетесь в качестве актрисы. Что вы делали для того, чтобы оказаться в ладах со своим телом?

— Я  вообще живу в гармонии с миром. А с внешностью экспериментировала долго, с пятнадцати лет, и сейчас, кажется, нашла себя наконец-то. И сдержанность есть, и вульгарности нет. А татуировки, я считаю, меня украшают и дополняют мою необычность, делают меня еще более уникальной. Мне многие люди говорят: «Тебе не повезло, ты такая маленькая». Но мне повезло. Другие переделывают себя: губы накачивают, силикон вшивают… А мне не надо себя переделывать, я уже есть.

— А между этим обликом и пятнадцатью годами какие этапы были?

— Я была, например, рэпером. Кепка, широкие джинсы, маечки, All Saints и все такое. Потом был этап поспокойнее. Потом желтые волосы у меня появились — я это называю «желтые, как у пьяницы». Это случайно вышло: я хотела белые, но у меня очень темные свои — не получилось.

— А потом?

— Был период — короткие волосы, а-ля 60-е годы. Были прически под Эдиту Пьеху. Я тогда вообще интересовалась 60-ми, покупала одежду в секонд-хендах. Из кримплена, например. Я тогда начала что-то шить, начала носить каблуки — словом, подстраивалась под советскую моду 60-х годов. Было легко: что для нормальных женщин кофточка — для меня платье.

— Как вы выбираете одежду?

— У меня нюх на вещи. А в последнее время в моду вошли зауженные брюки, и я даже перестала их подшивать. Я покупаю брюки в детской Zara — они на бедрах как раз, а внизу просто собираются по ноге. Не надо переделывать.

— А если переделывать не ради удобства, а ради творчества?

— О, это постоянно. Сегодня подруга мерила мое полосатое платье, которое я сделала из длинной майки размера L, пришив по краю майки гипюр — мне надо скрывать коленки.

— Что должен знать дизайнер, создающий одежду для маленьких?

— Визуально, конечно, вещи должны добавлять рост. Не должно быть брюк, узких в попе и в бедрах: они мешают кровообращению, начинают ноги отказывать, спина болеть. Что еще? Три четверти рукава — удлиняет руку.

— А с бельем что?

— Я против стрингов, сразу говорю. И против бюстгальтеров на поролоне. Это как-то нечестно. Но косточки в лифчиках должны быть обязательно: из-за остеохондроза нам это важно. И помнить, что руки у нас короткие. Трудно достать до застежки на спине.

— А как вы со шкафами, кстати, управляетесь?

— Да нормально. А как я управляюсь в лифте? Снимаю туфлю и ею нажимаю кнопку. Везде как-то управляюсь. Привыкла. Когда мне было лет двенадцать, домофон у нас был старый, высокий. Я выходила из подъезда перед тем, как в школу идти, и камушек подставляла. Прихожу — нет камешка, дворники его убирали. Я дожидалась людей с добрыми лицами, подходила и говорила: «Вы не могли бы мне помочь открыть?» И сама лицо делала доброе, чтобы не подумали, что я мошенница или еще что. Сейчас легче.

— Ваша квартира устроена, наверное, так, как вам удобно жить. А удобно — это что?

— Да все как у всех, только выключатели пониже. А раньше включала свет шваброй.

— А что труднее всего дается?

— Спина болит. Но это вообще особенность таких, как я. А так вообще-то справляюсь. Вот у меня есть мужчины маленькие, они мучаются с подшиванием  рукавов, с такими вещами. Я им говорю: «Зачем? Подогнул и все. Ну зачем ты тратишь на это жизнь, время? Это твое естественное тело, носи его».

— Вы иногда носите безумно экстравагантные вещи. Какая вещь у вас самая сумасшедшая?

— У меня был наряд Пьеро с прозрачным белым корсетом. Я все, что считается нижним бельем, надеваю на выступления, но сочетаю с нормальной одеждой: мне кажется, это красиво и уместно в соответствующей ситуации — в клубе, например.

Так вот, к корсету шли шортики, как у пажа, черный пластырь на груди, белые колготки ажурные и белый мэйк-ап. Это я сама придумала.

— Это было для какой-то роли?

— Аниматор. Меня часто приглашают просто поприсутствовать на вечеринках, украшать вечеринки своим образом. В ближайшие дни мне предстоит поработать танцором на вечеринке хаус-музыки. Я не люблю эту музыку. Я должна там четыре часа танцевать, даже не знаю как, для меня это сложно очень. Организаторы говорят: «Ну придумай что-нибудь, ты же можешь». Я очень долго думала и решила, что буду невестой с мексиканским страшным гримом, как у идолов. Надеюсь, не потечет за четыре часа. А так, конечно, такие мероприятия — это не совсем мое.

— А что ваше?

— Все, что связано с цирком, например. Вот скоро обо мне будут снимать документальный фильм «Дюймовочка», он будет сниматься на арене цирка. Все герои «Дюймовочки» будут жить в этом цирке: Крот, крыса, жаба. А я героиня, и вокруг меня такие люди живут.

— И они все большие?

— Да, конечно.

— Очень многие люди без инвалидности не знают, как правильно разговаривать с маленькими. Стесняются, боятся сказать не то, не понимают, как сесть, что-нибудь еще. Что правильно делать, а что неправильно? Я, например, подошла к вам и не знала, уместно ли подать руку: вдруг вам будет неудобно ее пожимать. Присесть на корточки, что ли?..

— Это, наоборот, нас смущает. Какие-то элементы вежливости, скажем, помочь войти в транспорт — это просто по-человечески нормально. А приседать в разговоре не надо. Меня это не смутит, я улыбнусь, скажу «ну встань, чего», но тех, кто с комплексами, наоборот, угнетает еще больше. Я постоянно смотрю на человека снизу вверх. И что?

— Что делать, чтобы маленькие меньше комплексовали?

— Это вопрос психологии. Знаете, ведь в СССР инвалиды сидели на заводах и были «невидимками», это была ужасная среда, и дети в ней росли ужасные. Да и сейчас у маленьких людей две главных «нормальных» работы: аптекарша и медсестра, и то по блату. Реже — сетевой маркетинг. Иногда — бухгалтер. А я выбрала работать в школе дежурным воспитателем.

— В обыкновенной?

— В обыкновенной массовой школе. С 2006 года. У меня две жизни: ночная и дневная. Знаете, зачем директор меня взяла? Чтобы воспитать в детях добро. Не должно быть границы между инвалидами и здоровыми. Не должно быть школ-интернатов. Вот вам и ответ на вопрос, что делать.

— Как ученики вас воспринимают?

— Я пришла в первый день, сказала: «Здравствуйте, дети, я с вами буду работать, будем дружить». И все.

— Это какие классы?

— С третьего по одиннадцатый. Я у них в авторитете, потому что они знают про мою вторую жизнь — и уважают. В школе я вся такая закрытая, одета по-другому. А они мне: «Ой, мы вас видели в клипе!»

— Что сказать родителям, у которых родился ребенок с диагнозом «ахондроплазия»?

— Когда я родилась, у мамы первые дни был шок. А профессор ей сказал: «Со мной в мединституте такая девочка училась, мы гордились ей». Мама мне сейчас говорит: «Аня, я после этого стала встречать маленьких на улице. А раньше я их как будто не видела».  Маму пугали, уговаривали от меня отказаться. Но она держалась. И так гордилась мной, каждым моим успехом, каждым шагом. Потом я пошла детский сад и радовала ее своими выставками — я рисовала хорошо. Потом какие-то клевые дети стали меня на день рождения приглашать. Для меня это было круто, а для них интересно. Она меня отпускала. Я во дворе гоняла мячи с пацанами, дралась — это все важно пройти. Что маленькому, что большому. Что нужно делать родителю? Нужно помогать ребенку нормально жить. В обычном дворе, в обычном детском саду, в обычной школе.

Источник: snob.ru

There are no comments

Add yours

Отменить ответ

Comment

Name

Email

Url

Введите код с картинки (CAPTCHA) *