Мне было лет девятнадцать. Я сидела за липким столиком в тускло освещенном баре в компании друзей. Некоторые из них привели еще и своих приятелей. Один из них подсел к нам. Он пил дешевое пиво, выглядел каким-то потрепанным, грязным. Говорил он немного в нос, что выдавало в нем американца с Юга, хотя он изо всех сил старался соответствовать образу городского парня – с этими его хипстерскими одежками…
Все бы ничего, но он прикрывал ладонью рот, чтобы сгрызть очередную чипсину. И хотя я должна была бы радоваться, что избавлена от зрелища того, как он жует, но я очень зависела от чтения по губам – особенно в баре, где грохотала музыка.
Давно прошли те времена, когда я стеснялась своей генетически обусловленной тугоухости и того, что мне приходится носить слуховой аппарат. Но тогда… Я сказала ему, что плохо слышу, и мне нужно видеть его губы, чтобы его понимать. Он был просто ошарашен, – подняв брови, он сказал: «Но ты…ты совсем не похожа на инвалида. Ты не выглядишь, как инвалид!».
«Интересно…А как должен выглядеть инвалид?»,- спросила я. Он пошел было на попятную, но так неуклюже – «Ну, я имел в виду, что ты такая хорошенькая…Я ж не знал». И он улыбнулся, как будто от его «комплимента» я должна была просто пасть к его ногам.
Больше мы не разговаривали. Я раздраженно заверила его, что мне совершенно неинтересно менять его предвзятые представления о мире и ушла искать своих друзей.
Школьная и студенческая моя жизнь, несмотря на мой дефект, ничем особенно от жизни других не отличалась. Вернее, я отличалась – тем, что стеснялась себя, чувствовала себя неуверенно. Например, я часто решала: пусть я ничего не услышу в классе, но ни за что не соберу волосы в хвост, а то одноклассники увидят мой слуховой аппарат. Но как-то я случайно все же услышала болтовню о «глухой девочке». А потом был щегольски одетый мальчик-одноклассник, – он специально наклонялся вперед и что-то позади меня шептал. Интересно же, услышу ли я, обернусь ли? Конечно, рядом были и нормальные, хорошие люди, и несколько учителей знали, что я ношу слуховой аппарат. Но вот как раз это знание приводило к тому, что они слишком…старались. Очень низко наклонялись надо мной, практически кричали, пытались артикулировать до смешного тщательно. И это было так…нелепо. Не говоря уж о том, так делать было совершенно не нужно, мне этого не требовалось.
Учителя старались подбодрить меня – например, называли мой дефект «ограничением по здоровью», но это только заставляло меня чувствовать себя глупо. Я не нуждалась в эвфемизмах, мне не нужно было этим «подслащивать» жизнь.
Мое подростковое «я» воспринимало инвалидность как некое уродство, ненормальность. На самом же деле быть «глухой девочкой», быть инвалидом, плохослышащим, нуждающимся в слуховом аппарате и в помощи в повседневной жизни значило то, что люди тебя постоянно обсуждают и судят о тебе неверно. Те, кто не знал о том, что я плохо слышу, запросто могли обозвать меня «идиоткой» – из-за того, что я, недослышав, что-то не так поняла в разговоре. Или снобом – не сосчитать, сколько раз люди признавались мне, что думали, будто я их игнорирую или отношусь к ним высокомерно. Они и не догадывались, что я их просто не слышу, и даже не подозреваю о том, что они обращаются ко мне – если, конечно, они не смотрели мне прямо в лицо.
Я была «посередине» – не полностью глухая, не полностью слышащая. Я думала – легче, когда ты рождаешься глухим. Лучше так, чем чувствовать, как твой слух постепенно ухудшается. Не носить слуховой аппарат. Не помнить – каково это – просто слышать, просто жить – без него. Не пытаться приспособиться. Может быть, если бы я была совершенно глухой, моя жизнь была бы другой. А когда слух потихоньку слабеет…когда ты и не совсем глухая, чтобы вот прямо совсем ничего не слышать и ходить в спецшколу и не настолько хорошо слышащая, чтобы не считаться инвалидом… Как это влияло на меня? И как выглядят инвалиды? Кто скажет, что не так, как я, например?
Когда я была совсем молодой, я замечала, что, если подростки и молодежь издевались над моей инвалидностью, то взрослые ей удивлялись и у них вырывались противные фразы вроде: «Как, ты инвалид и при этом пишешь магистерскую? Вот же ты умничка какая!». И каждый раз такие фразы подчеркивали глубоко укоренившийся в обществе образ мышления – вот так выглядят и живут здоровые, а вот так – инвалиды.
И я до сих пор помню, когда мир впервые обдал меня отрезвляющим холодным душем – тот парень с Юга в баре в его дурацкой хипстерской шапке, спрашивающий, как же это так может быть – «такая хорошенькая – и инвалид?» Эту фразу я запомнила на долгие годы, но стеснялась рассказать о том случае даже друзьям.
И сегодня, будучи взрослой женщиной, замужней, матерью ребенка, который унаследовал мою тугоухость, я спокойно могу сказать – я ценю этот свой дефект, свою инвалидность. Я благодарна своему дефекту за то, что испытывала дискомфорт в школе, за то, что надо мной смеялись, за всех тех идиотов, с которыми я сталкивалась в барах. Потому что все это многому научило меня – например, разбираться в людях и в том, что важно, а что – нет. Благодаря своей инвалидности я точно знаю, кого следует избегать и на кого не стоит тратить времени. Моя инвалидность заставила меня повзрослеть, позволила стать уверенной в себе – такой, какая я есть. И она позволяет мне чувствовать гордость – за то, что я носитель этого гена. Потому что это означает связь и взаимопонимание с мамой, дядей, бабушкой и дедушкой. Это – мое. Это внутри меня, это часть меня.
Так как же выглядит инвалидность? Что это такое? В современном западном мире, с ростом технологий и человеческих возможностей инвалидность – это то, что способно усилить всю многогранность самого важного и в то же время самого простого вклада человечества в этот мир: его восприятие.
Источник The Huffington Post
Перевод Анны Барабаш специально для «Не инвалид.Ру»
Похожие статьи